Найдёт ли такую силу бабушка Катя? Нужно верить. Что ещё остаётся? Эх, знать бы точно, сколько дней мне отпущено в этой реальности. Упал бы на четыре кости[40] да попросился бы к ней в ученики. Глядишь, дедовы гены и не пропали бы зря…
– Ты посмотри, какая красавица! – воскликнула Пимовна, торопливо осаживая коней. – Ну-ка, Сашка, пошли!
Не люблю слово «воскликнула», а как скажешь иначе, если она и правда воскликнула, спрыгнула наземь с телеги и чуть ли не побежала по этому зелёному морю, увлекая меня за собой. Она ведь росточком махонькая была. Вот только в общении с ней я всегда почему-то робел и чувствовал себя несмышлёнышем.
– Маленькая моя! И как же тебя угораздило вырасти здесь? Стадо пройдёт – веточки оборвут и затопчут!
Я сначала даже не понял, что Пимовна беседует с деревцем, неизвестно каким образом выросшим у края наезженной колеи. Это была берёзка, очень большая редкость в здешних краях. На нашей окраинной улице их было всего две, и обе на пустыре, чуть дальше двора Раздабариных. Не знаю, у которой из них лечила она зубы, но там всегда многолюдно, из-за мостика через речку. Ночью, наверное, приходилось ходить.
– А я думаю, с чего это кроты делянку вскопали около островка? Так это они тебя ждут! – сказала бабушка Катя, присев на одно колено и трогая пальцами крошечные листочки. – Ну что, милая, будешь у меня жить?
И чёрт меня подери, если хоть капелюшечку вру, деревце дрогнуло и зашелестело листвой. Ну точно как наша груша после того, как я досыта напоил её тёплой водой из шланга.
Глава 17. О чём молчали волхвы
Ерёминскую по старинке называют станицей, хоть она меньше иного хутора. До революции здесь проживало под три тысячи душ обоего пола. Сейчас – от силы человек пятьдесят. Место мрачное, непричёсанное. Особенно если смотреть со склона горы. То там то сям, между кронами высоких глючин, промелькнёт крытая дранкой крыша, закудрявятся заброшенные сады у синей полоски реки Чамлык. Ни площади нет, ни околицы, ни своего колхоза. Пруды и те заросли.
– Ну вот, Сашка, здесь я и родилась, – сказала бабушка Катя.
Она умела так оборвать любой разговор, что какую фразу после неё ни скажи, всё будет невпопад. Пришлось замолчать и мне. Взрослый всё-таки человек, хоть и пацан. Понимаю.
А жаль. Ведь мы говорили о времени и кресте. Тема возникла сама по себе, когда наша телега проезжала мимо одного из курганов, которые в этих краях принято называть скифскими. Курган был настолько крут, что трактористы даже не рисковали взобраться на него с плугом и бороной, а тупо опахивали по кругу.
От края до горизонта поле было расчерчено всходами молодой кукурузы. На этом весёлом фоне вершина холма казалась мрачным пятном: кривые приземистые деревья с редкими листьями, низкий ползучий кустарник да выгоревшая трава.
Я, честно сказать, на этот курган не сразу и посмотрел. Только после того, как Пимовна заострила на нём внимание, высказавшись в том смысле, что «могилку разграбили, потревожили душу, а потом удивляются, откуда берутся пыльные бури».
Неровности и ухабы так настучали по моей многострадальной заднице, что она онемела. Пришлось соскочить с телеги и немного размяться пешком. Поэтому я сразу и «не догнал», о какой могилке идёт речь. Стал уточнять:
– Вы это о чём?
– Да вот же! – Пимовна очертила левой рукой контур холма и для верности ткнула в центр кнутовищем.
Нет, эти травники, экстрасенсы и прочие колдуны – народ с прибабахом. Вспомнилось, как ещё одна бабка Екатерина, которую я встречу лет через сорок в том самом хуторе, где буду сажать веники, на голубом глазу утверждала, что плотные белые облака в небе нужны для того, чтобы в них прятались летающие тарелки. И вроде бы женщина с медицинским образованием, по жизни очень толковая, парня-«афганца», от которого отказались все другие врачи, за месяц поставила на ноги, а сказала – хоть стой, хоть падай! Эта тоже. Ну какая может быть связь между скифским курганом и пыльными бурями?! И потом, почему именно с этим? У нас их на каждом поле по три-четыре штуки. Некоторые так приглажены тракторами, что сразу и не поймёшь, курган это или просто пригорок с симметричными сторонами.
Я, наверное, промолчал бы, если бы Пимовна не сморозила очередную глупость:
– Надо будет хоть простенький крестик под стволом дерева закопать. Глядишь, упокоится душенька.
Внутренне ухмыляясь, я задал вопрос на засыпку:
– Бабушка Катя, вы хоть знаете, сколько этим курганам лет?
– Понятия не имею. А сколько?
– Не меньше пяти тысяч!
– Надо же…
Пимовна поудивлялась, поохала, потом до неё дошло:
– Так ты, Сашка, хочешь сказать, что люди в то время не знали креста? Напрасно ты так подумал. А ну, посмотри на солнце!
Я послушно смежил ресницы и повернулся в нужную сторону.
– Что-нибудь видишь?
– Солнце как солнце…
– Экий ты бестолковый! Внимательно присмотрись!
– Так слепит оно…
– У-у-у, Сашка! Ведун из тебя, чувствую, как из говна пуля. Не на само солнце нужно смотреть, а на то, как оно в твоих глазах отражается.