…Так навсегда!

…Переломным стал день 14 августа 1982 года. Радиоприемник, сообщая результаты очередного тура чемпионата СССР по футболу, принес неоднозначные известия. «Динамо» проиграло… а «Спартак» – выиграл.

Господи, как я убивался! Мать не зря всегда считала, что во мне погиб неплохой актер. Ну, разве что до попыток суицида дело не дошло. Тут и никакой системы Станиславского не надо – как же легко изображать вселенскую скорбь, когда внутри все поет и ликует! Выиграли! Выиграли, и не у кого-нибудь, а у «Шахтера», это ему за тот давешний полуфинал!!! А «Динамо» – продуло, ха-ха-ха, ну и поделом! А-а-аа, зарезали, убили… жизни себя лишу… горе-то какое, а, пацаны?! «Динамо» проиграло, а «Спартак» выиграл – как дальше жить?! А-а-аааа!!!

Да, неплохой. Но не великий все-таки… видно, где-то передавил на жалость. Маленько переиграл. Вечером Валера вызвал меня одного к себе в вожатскую и тихо сказал:

– Ладно, Мишань, я все понял… не переделаешь тебя. Болей за кого хочешь… только пацанам не говори… это я так.

– Ладно, – сказал я.

Десятый отряд мы разорвали без вопросов. А вот с седьмым и восьмым «зацепить» хотя бы очко так и не удалось. Оба раза хоть и с минимальным счетом, но все-таки уступили. Может, и сказалась подгнившая внутрикомандная атмосфера… хотя на самом деле год разницы в таком возрасте – это все-таки существенно. А то и два. И мы с тремя очками так и остались четвертыми, согласно «бюджету». Вот такая арифметика. А жаль.

Валеру я все равно помню и люблю, хоть он и болеет за упомянутое г. но. Больше я так не делал никогда. И он, надеюсь, тоже.

Хаарлем

И вот уже – незаметно, как и вся жизнь в целом! – третий класс. Мы уже самые старшие на своем этаже и охотно передаем накопленный опыт болтающемуся под ногами подрастающему поколению приготовишек. И мы уже способны дать суровый паритетный отпор ненавистным «дежуркам». Нет, ну не всегда, конечно… но если, к примеру, дежурит шестой класс, и нас будет трое, и хорошо бы кто-нибудь еще подтянулся на усиление из класса «Б» – то все возможно! Мяч, как говорится, круглый, а поле ровное.

И – в пионеры принимают! Сперва лучших, само собой. С тщательной подготовкой, пристальным изучением материальной части и страшным проверочным мероприятием «Совет Дружины», на котором вопросы задают посложнее, чем «За кого болеешь?». Но зато потом – на автобусе на Красную площадь, в музей Ленина! На специальном! Первый раз не в привычной давке (от нас автобусы до метро всегда битком, в любое время дня и ночи почти), а сидя на собственном месте, которое никому не нужно уступать! И можно уткнуться носом в холодное стекло и с гордостью смотреть на Город… и вытащить кончики галстука из-под пальто, чтобы все видели. Ну или хотя бы кто-то.

А главное-то, главное – хвала Небесам, наши молитвы услышаны! И вместо опостылевшей Полины Алексеевны они посылают нам новенькую, Ольгу Дмитриевну. Свеженькую, с пылу с жару, сразу после педучилища! Ну, сколько ей там – лет двадцать, вряд ли больше. Вместо валеночного парика – стрижка с челочкой, ножки стройные, юбочка не то чтоб короткая, все же педагогический дресс-код, но с тем прицелом и намеком, что скорее все-таки короткая. И блузка газовая, полупрозрачная, третий номер… мы еще не очень хорошо различаем, тем более чисто визуально, но, по всей видимости, третий, да.

По именам всех зовет – нет, ну понятно, первый сезон свободного плавания, надо авторитет завоевывать. Полина-то только пофамильно рявкала, разве если внучека выделяя. А тут тебе вдруг появились и «Алешенька» – это она и Воробьеву, и Шакурнову, те аж вздрагивают с непривычки, и «Олежек»… А «Олежек» потом мне серьезно так и говорит:

– К матери на кассу уже подкатывала… намекала, значит, как бы…

– Ну а мать чего? – я тоже серьезно. Дело-то крайне важное. Снабженческое. Возможны весомые репутационные приобретения и потери.

– Ну и того, – отвечает. – Мать ей тоже как бы намекнула… что как относиться ко мне станет. С четвертого класса вон по каждому предмету отдельные учителя будут – ей что тогда, вообще всю подсобку на себе вытащить?

И Олег Юрьевич улыбается, а я просто хохочу до слез, воображая себе эту трогательную картину выноса на себе всей подсобки…