– Ты лучше квартиру обменяй, здесь тебе жизни не будет. Господи, сколько можно было уже всего сделать – ремонт, мебель всю эту бомжовскую выкинуть, новую купить. Что мы за люди?
– Нет, лучше уехать отсюда на веки вечные…
– Уедем, я заработаю за лето, и уедем, только сначала поженимся.
– За что ты меня любишь?
Казалось, весна опять была нашей, я каждый вечер покупал куриный окорок и килограмм апельсин, откармливал Веру по рецепту Милы. Еще Вера пила французские таблетки от алкоголизма, и устроилась на работу в ларек у станции метро «Московская»…
Первого мая забухал на рынке с нашими охранниками, приехал поздно. Вошел в квартиру, дверь была не заперта, на кровати спала Вера, одетая, рядом храпел Егор, на кухне, на полу валялся еще один «брат». Я налил «Бурбона» в последнюю в этом доме чайную кружку, сделал два глотка, и хлопнул в дребезги несчастную кружку об стену. Егор захрапел еще громче, Вера застонала, но так и не проснулась. Прощай. Прощайте все, спасибо за внимание.
Снова июль и бессмысленная тягучесть летних дней, почему мне всегда так плохо летом? Иду с работы по Первой Красноармейской улице, где углы домов сточены нашими тенями, мир плавится в слезах моих о тебе, даже время не лечит. Боль не ушла, лишь отступила за горизонт подсознания, стоит уколоться хоть о слабое воспоминание, и все, плотина прорвана. Почему ничего нельзя сделать? Я так устал.
Старая «nokia» молчит неделями, подзаряжаю батарею, таскаю его всегда с собой, я давно купил себе новую трубку «3310», последняя модель, и жизнь продолжается и пусть старый телефон спит пока, я верю в чудо…
Итак, Некто на небесах нажал на кнопку «пауза», в одно мгновение застыл круговорот побоища, замерли чертовы куклы, будто манекены. И в разразившейся вселенской, космической тишине, я услышал ее голос:
– Але?
– Привет…
– Как ты?
– Нормально.
Она замолчала, я нарисовал ее перед собой, она сидит в углу на диване, смотрит в окно, обязательно с сигаретой, перекладывает трубку из одной ладошки в другую, поправляет волосы.
– Какое-то эхо, как с того света.
– Не знаю, связь такая.
– Ты работаешь? Я завтра приду на рынок, дело есть.
– Какое еще дело?
– Все завтра, не будем тратить драгоценные минуты, а то опять будешь орать, что все деньги на телефоне на меня потратил.
– Вера…
– Завтра. Все, жди.
Некто на небесах отпустил кнопку «пауза» и отмотал Время назад, люди с недоумением отряхивались, подымаясь с асфальта, собирая раскиданные кепки, кошельки. Наташа громко икала, Алмас утирал разбитый нос белоснежной блузкой из последней коллекции, смотрел на небо, пробежали куда-то охранники. Любовь и мир снова на всей планете…
Серые облака проплыли над рынком, разродились коротким дождем, солнце выглянуло и спряталось за купола Троицкого собора. Проявилась радуга жирная, многоцветная. Бабки вышли из церкви, громко треплются у ворот, махают палками, целятся в меня резиновыми набалдашниками.
– Где вот они работают? Сидят, торгуют!
– Расплодили черножопиков!
Понедельник, в палатке "американские колготки" Марина кабардинка, со своими «тренировочными» шароварами и колючими рубашками. Все сегодня выходные Алмас, Наталья, Надя, Таракам – Муравьям.
Вера ворвалась на рынок, бросила мне на колени кожаную, дамскую сумку, и плюхнулась на баулы, я встал.
– Ну?
– Опять, ну. Не запряг пока.
– Вера, ты, что замуж вышла?
Я с нахлынувшей вдруг тоской разглядывал ее – дорогая, лайковая куртка, джинсы, явно не с рынка, замшевые ботинки, эта сумка, все чистое и новое.
– Я квартиру продала.
– Что?
– И больше не пью. Сядь. Стоишь, как негр с подарками.
Я сел рядом. Мы молча смотрели, как женщина у Марины одевала своего мужика во все кабардинское. Мужчина, кряхтя и сверкая семейниками, напялил синие, блестящие шаровары «reebok», застегнул все пуговицы на узкой в плечах клетчатой рубашке, чуть не разбил зеркало.
– И что дальше, Вер?
– А дальше, мы едем к твоим друзьям.
– Надо выпить, пойду в ларек, возьму чего-нибудь.
– Давай быстрее.
Я обошел наполовину пустой рынок, выпил маленькую кружку пива в трактире, украдкой перекрестился на синие купола церкви, спасибо Тебе, туфта все это, но все равно – спасибо. Надежда, хоть и на час, это маленькая жизнь.
Вера успела продать кроссовки, мужик их даже, наверное, не мерил, они оба смеялись.
– Ну, удачной торговли.
– Спасибо, и вам тоже…
– Сейчас-то где живешь?
– Нигде. Утром отдала ключи, и вот к тебе. Смотри сюда.
Взвизгнула застежка-молния, Вера вытащила пачку долларов, кинула мне на колени, сумка была набита деньгами.
– Дура, да не свети ты так. Убери.
– Нам хватит?
– Ты больная, я всегда это говорил, и не только я. Надо дать тебе по башке и в люк какой-нибудь выкинуть…
– Дима, поцелуй меня.
Я не успел ответить, кабардинка, вдруг стала резво паковать свой трикотаж, мелькнули за забором милицейские туловища, вой сирен. Боцман выбежал из павильона.
– Так, домой! Сейчас бомбу будут искать!
– Опять…
– Шевелитесь! Не то все бросаем, и на Измайловский, ждать. Я ворота закрываю!
– Верка, помогай!
– Яволь!