Так было суждено

— Хороший выбор, — одобрительно кивнула Надежда Викторовна. — Что же, прошу Вас, Котикова, начинайте! Мы с классом просто горим желанием услышать данное творение великой поэтессы в Вашем исполнении!

Юля собралась с духом, пробежалась глазами по первой строфе, силясь запомнить хоть что-то, дабы не сбиваться и не путаться в словах при прочтении, начала:

— А напоследок я скажу:

прощай, любить не обязуйся.

С ума схожу. Иль восхожу

к высокой степени безумства.

Как ты любил? - ты пригубил

погибели. Не в этом дело.

Как ты любил? - ты погубил,

но погубил так неумело.

Жестокость промаха... О, нет

тебе прощенья. Живо тело

и бродит, видит белый свет,

но тело мое опустело.

Работу малую висок

еще вершит. Но пали руки,

и стайкою, наискосок,

уходят запахи и звуки.

Поразительно, что девушка ни разу не сбилась и медленно, чуть нараспев прочла стихотворение.

— Что ж, похвально. Но чуть-чуть интонацию подправить, и Вам смело можно ставить почти хорошую оценку, — бодрым голосом сообщила Надежда Викторовна. — Так, садитесь, Котикова. Теперь будем вызывать по журналу. Может, есть желающие?

Желающих не оказалось. Все как-то странно уткнулись носом в книги, повторяя или делая вид, что повторяют стихотворения, и старались не смотреть в глаза учительнице. Разумеется, так делали почти все, кроме Инны — просто там глаза попробуй найти — и Ани, которая уже чуть ли не с ногами залезла на парту и тянула руку вверх так, словно конечность готова была оторваться от тела и полететь вверх, например, в космос.

Только когда Юля села рядом с Валей, у неё начало бешено колотиться сердце. Часто бывает так, что страх приходит с минутным или часовым запозданием. Так было и с Юлей. Ноги чуть-чуть подрагивали, руки тоже дрожали, сразу резко захотелось пить.

«Странно, раньше мне было глубоко плевать на то, что я вообще неподготовленная стою у доски. Что, ептить-колотить, со мной становится?» — замучено думала Юля.

***

— Новенькая… — раздалось рядом с кареглазой. Девушка, не ожидавшая, что к ней сейчас кто-то подойдёт, планомерно скатывалась в сон, проходя три стадии: желание поспать, постепенная дрёма и ощущение, будто ты падаешь куда-то. Последнее говорило о том, что ещё немного, и кто-то действительно вырубится. Юля сегодня сидела в раздевалке и караулила вещи. Сегодня она была дежурной. Так как дежурных всегда было два человека, кареглазая, не то, чтобы ждала, а, скажем так, ожидала хоть кого-нибудь, кто за неё выполнил бы поручение: караулить вещи. Человек пришёл. Хотя, в случае Инны, а это была она, приплыл, ибо длинная юбка скрывала ноги, из-за чего можно было решить, что девушка является призраком и плывёт очень близко от пола.

— Д-да? Привет… — Юля всё ещё с некоторой опаской смотрела на девушку, которую жаждали получить все режиссёры фильмов ужасов. Самого лица девушки кареглазая так пока ещё и не видела, но и не горела желанием раздвигать длинные чёрные как смоль волосы Инжефалины Распикулертоны Престинарио.

— Новенькая, ты мне нравишься…

По спине Юле пробежал противный холодок, а затем лихорадочно забегали мурашки. Чего-чего, а вот такого признания меньше всего она ожидала от черноволосой. Та, в свою очередь, достала откуда-то небольшой букет ромашек, которые когда-то мирно росли на клумбе и не думали о том, какая участь их ждёт, и молча протянула их Юле. Кареглазая мгновенно проснулась.

— Д-да нет, с-спасиб-бо, я, пожалуй…

— Откажешься, и я приду к тебе ночью, поставлю новый букет в вазу, лягу к тебе в постель и ты будешь моей…

— Спасибо! — поспешно выхватив из рук Инны букет, поблагодарила Юля и уже молилась, как бы то, что сказала гроза призраков, не претворилось в жизнь.

— Будешь моей женой? Я буду ходить с тобой на кладбище в полнолуние, и мы будем радоваться… А потом я попрошу дядю Стива придти к нам, чтобы он скрепил наш союз мёртвыми виноградинами…

— Чем-чем? — побелевшими губами спросила Юля. Девушка уже жалела о том, что вызвалась сегодня дежурить.

— Изюмом…

— Знаешь, я пройдусь, ладно?

— Недолго тебе гулять без меня осталось. Вот скрепим наш союз…

— Да-да-да-да! Конечно! Я скоро! — затараторила Юля и стрелой выскочила в коридор, а затем пошла нервным шагом по пустующим коридорам школы.

«Конец сентября, а я уже скоро поседею…» — мрачно подумала Юля и, не заметив ведра с грязной водой, наступила в него ногой. Послышался печальный бульк, а затем благой мат. Кто-то из учителей выглянул в коридор — это был маленький толстый старичок в огромных очках с толстенными стёклами — и, шмыгнув носом, обратился к кареглазой:

— Тут ругался кто-то. Не слышали?

— Это дядя Стив, — хмуро сказала Юля, всё ещё стоя одной ногой в ведре.

— А! Тогда всё понято! Спасибо! — наивно крякнул старичок и вернулся в свой кабинет.

— Да что со всеми тут творится? — тихо проговорила Юля.