Так берегись

– Так вот, – продолжил шеф, – то, что тебе кажется «несовпадением», на самом деле, закономерность. Так и должно быть; собственно, только так и всегда бывает. Незаурядные люди на то и незаурядные, чтобы по любому вопросу иметь своё мнение, преследовать свои цели, считать их единственно важными и плевать на всех остальных, если только они не полезны для дела. И не особо стараются это скрывать; собственно, обычно и не умеют. Дипломатический дар – огромная редкость, не у каждого он встречается. А способность испытывать искреннюю благодарность дольше, чем первые пару минут – ещё реже. Не говоря уже о способности безоглядно любить. У тебя она есть, и это твоя самая сильная сторона, хотя иногда кажется слабостью – в первую очередь тебе самому. Но поверь мне на слово, большая удача – родиться с сердцем вроде твоего и сравнительно быстро найти предмет любви подходящего этому сердцу масштаба, каким для тебя стал наш город, а потом и весь Мир. Мало кому так везёт. Поэтому в большинстве случаев незаурядные люди невыносимы, особенно пока молодые. А твоя подружка по нашим меркам подросток; я же помню, в том мире, откуда вы оба родом, люди совсем недолго живут. Сколько ей исполнилось перед смертью? Лет сорок примерно? В этом возрасте лично я был самым противным юнцом в Кеттари, злым и угрюмым, склонным всех вокруг критиковать. А сэр Шурф в её годы только-только стал послушником Ордена Дырявой Чаши. И я не уверен, что встреться вы в ту пору, ваше знакомство продлилось бы хотя бы полчаса. Кто кого первым убил бы, точно не знаю. Но с учётом того, как скверно в их Ордене обучали послушников, поставил бы скорей на тебя.

– Спасибо, – усмехнулся я. – Приятно, что ты так высоко оцениваешь мои боевые качества. Но я вообще-то не обижаю детей.

– Ну вот и не обижай, – подхватил Джуффин. – Просто держи в уме, что твоя подружка только выглядит взрослой женщиной, а по нашим меркам – совсем девчонка. К тому же чокнутая. И мёртвая. Даже Тёмным магистрам неведомо, каково быть в её шкуре. Кстати, это не пустые слова, им правда неведомо. Я уже расспрашивал наших Древних, оказалось, на их памяти ничего подобного тоже не случалось. Ни разу, вообрази!

– Ничего себе! – присвистнул я.

– Понятия не имею, чем эта история закончится, – заключил Джуффин. – И с какими потерями мы из неё выйдем, тоже пока не то чтобы представляю. Может, следовало заставить тебя прекратить её в самом начале, как я собирался. К сегодняшнему дню уже как раз успели бы помириться, ты, хвала магистрам, отходчивый. Но вот сердиться там точно не на кого. Какой с неё спрос. Но не будь эта женщина вот такой чокнутой малолетней девчонкой, не было бы и очаровавших тебя выдуманных миров. Это взаимосвязано. Надёжные, уравновешенные взрослые люди обычно ничего особенного не создают.

– Да, – подумав, согласился я, – ты прав. Ещё летом бы помирились. Ну и насчёт всего остального ты тоже, конечно, прав.

* * *

Вагон был охвачен пламенем. В первый миг я отшатнулся и схватился за ручку двери ближайшего купе – зажмуриться и в Хумгат, бежать отсюда к чертям собачьим. Не ждать же, пока через час мой обугленный труп, или вовсе один только пепел заберёт, как договаривались, Тёмная Сторона.

Но я не успел открыть дверь купе, потому что понял: огонь не настоящий. Просто иллюзия. Ни жара, ни дыма, ни даже запаха гари нет.

– Умеешь ты приветливо поздороваться! – сказал я вслух. Ответом мне был треск и завывание пламени. Чрезвычайно убедительные треск и завывание, но если нет жара, значит, и огня тоже нет.

Я шагнул в огонь; со стороны это, наверное, выглядело до безрассудства храбрым поступком, а по ощущениям – ну просто прошёл по вагону со спецэффектами, как будто здесь снимают кино. Вышел в тамбур, открыл дверь следующего вагона. Сказал:

– Нет никакого смысла в этом дурацком пожаре. Я бы на твоём месте не стал продолжать.

Но в соседнем вагоне тоже пылал иллюзорный огонь, и в третьем, и в четвёртом по счёту, где я наконец обнаружил Агату, тоже охваченную пламенем, как и всё вокруг. Сидела, пылая, на пылающей полке возле пылающего окна, завернувшись в пылающее одеяло. В одной горящей руке держала горящий стакан, в другой бутылку, подливала себе горящего вина и выглядела при этом как крепко пьющая саламандра. Сказала, не оборачиваясь:

– Ты, наверное, думаешь, это я специально тебя так встречаю. Ничего подобного. Не стала бы я стараться. Просто почувствовала твоё приближение, испугалась, потом подумала: «Да гори всё огнём», – и вдруг всё вокруг загорелось от одной моей мысли. Кроме, собственно, тебя. И это на самом деле смешно, – заключила Агата таким мрачным тоном, словно «смешно» – синоним слова «прискорбно». Впрочем, возможно, для неё так и есть.

– Когда тебе надоест эта иллюминация, попробуй подумать: «Не гори всё огнём», – посоветовал я.

– Сама знаю! – огрызнулась Агата. Но вероятно последовала совету, потому что бушующее пламя сразу погасло. Вернее, просто исчезло. Как будто не было ничего.

Агата залпом допила вино, или что там у неё было в погасшем стакане. Сказала всё так же, не оборачиваясь: