Так берегись

– Это мне более чем понятно, – неожиданно согласился Шурф. – Но следует учитывать, что жалость – просто первая эмоциональная реакция на происходящее. Если всесторонне рассмотреть ситуацию, становится ясно, что жалеть некого. Никто пока не понёс серьёзных потерь, все только приобрели. Мёртвая леди получила возможность продолжить существование в достаточно приятных условиях, придуманные ею миры – шанс когда-нибудь осуществиться, мизерный, но это лучше, чем ничего. А люди, которых она, условно говоря, обокрала, получили, или получат в будущем бесценный опыт возвращения утраченной силы.

– Да уж, бесценный. Врагу не пожелаешь, – мрачно сказал я.

– Утрата силы – тяжёлый опыт, согласен. Но действительно очень полезный. Не зря в старину говорили, что тот, кого не коснулся Бич Магов, ещё не настоящий маг. Не ценит в полной мере того, что имеет; впрочем, это как раз довольно поверхностное объяснение. Думаю, главная ценность этого опыта в том, что в момент возвращения утраченной силы – всей сразу, а не по капле, как это происходит, пока обучаешься – ясно понимаешь, что она на самом деле такое и как изменяет тебя. Ну или не понимаешь, а только чувствуешь, смотря как устроен. В любом случае, это знание дорого стоит. И другим способом его не получить. За леди Кекки я действительно очень рад. Она же теперь как на крыльях летает. И ещё долго будет летать. Будь я её учителем, не смог бы сделать для неё больше, чем это испытание. Ты ещё удивишься, когда увидишь, к какому стремительному прогрессу это неприятное приключение приведёт. А за господина Тойви Куяши я рад ещё больше…

– Это пьянчугу так звали?

– Да почему же «звали»? Зовут. И будут звать ещё долго. Ты очень качественно вернул его к жизни.

– Чудом успел, – кивнул я. – Наш человек оказался. Отчаянный. Без тормозов.

– Среди пьяниц, нищих, бродяг и других горемык, не сумевших, или не захотевших справиться с жизнью, довольно много незаурядных людей. В том числе, потенциально талантливых магов, – заметил Шурф. – Не всем хватает удачи обрести судьбу соответствующего масштаба, особенно в поколении выросшем в Эпоху Кодекса, когда шансов начать всерьёз обучаться магии было мало, как никогда. Такие люди часто смутно чувствуют несоответствие выпавшей им судьбы потенциальным возможностям, не знают, что с этим делать и в отчаянии пускают свою жизнь под откос.

– Как знал, что пьяниц надо разыскивать в первую очередь.

– Да. Я бы то же самое посоветовал. И сэр Джуффин, уверен, с этого бы начал. Но ты нас опередил. Однако это выдающееся достижение не избавляет тебя от тяжёлой обязанности съесть всё, что лежит у тебя в тарелке. Со мной ты рассориться не боишься; собственно, правильно делаешь, нет смысла опасаться невозможных вещей. Но перспектива разбить сердце моему повару вполне реальна. Как всякий настоящий художник он никогда до конца не уверен в себе и тяжело переживает любой намёк на неудачу. Ты же не хочешь так несправедливо с ним поступить?

– Дырку над тобой в небе, ты хуже всех бабушек во Вселенной, – вздохнул я, потрясённый его аргументом.

– А почему именно бабушек? – удивился мой друг. – Я знаком с множеством женщин, у которых есть внуки. И ни одна из них не проявляет обострённого интереса к чужому режиму питания. Я бы, собственно, тоже не проявлял, если бы не крайняя необходимость. Кроме силы Сердца Мира на магию расходуется и наша жизненная энергия. А ты сегодня очень много колдовал.

– Кажется, я просто не хочу, чтобы мне становилось хоть сколько-нибудь хорошо, – признался я. – Такой ужас вокруг творится, а я, его настоящий виновник, буду спокойно жрать пироги…

– Я тебе уже говорил и могу повторить столько раз, сколько понадобится: ты не виновник, а просто участник событий. А то, что творится, – не ужас, а просто жизнь.

* * *

Шурф, конечно, был прав; он вообще в этом смысле совершенно невыносимый: какую бы на первый взгляд ерунду ни брякнул, всегда неизбежно оказывается прав.

К тому же я стремительно адаптируюсь к новым условиям. То, что вчера представлялось воплощённым кошмаром, назавтра оказывается просто новыми обстоятельствами. А ещё через пару дней я уже и не вспомню, что прежде было как-то иначе. Обычная жизнь.