Так берегись

Но подобные вспышки духа противоречия дело для меня настолько обычное, что говорить не о чем. Гнев такого рода я испытываю практически по любому поводу и знаю, как с ним совладать – просто не обращать внимания на его вопли, как на капризного ребёнка, требующего игрушку взамен поломанной. Сказано нет, значит, нет. Это – привычное для меня усилие, совершать его приходится ежедневно, практически по всякому поводу. Усмирять себя уж точно гораздо проще, чем с подозрением прислушиваться ко всем своим мыслям и чувствам, постоянно сомневаясь, мои ли на самом деле они.

Четыре дня, отделявшие меня от ближайшей поездки на зачарованном поезде, я провёл раздираемый противоречивыми желаниями в диапазоне от «бежать к Агате немедленно, какого чёрта я жду» до «смыться на хрен из Угуланда, а ещё лучше, из этого Мира, и не возвращаться, пока чёртово наваждение не рассосётся по чьей-нибудь милости, или само собой». Однако эти внутренние бури совершенно не мешали мне ни работать, ни жить, ни получать от всего этого удовольствие. Наоборот, удовольствие от обыденных дел, решения вполне заурядных задач и необязательных встреч с друзьями стало гораздо острей.

Теперь я смотрел на них не только собственными, но ещё и Агатиными глазами. То есть всё время невольно прикидывал: если она вдруг увидит, как я пью кофе на крыше Мохнатого Дома, стою перед зеркалом, превращая своё лицо в незнакомую носатую рожу с клочковатой бородой, сижу в трактире окружённый парящими в воздухе блюдами, несусь в амобилере по ночному городу среди дыма садовых костров и разноцветных огней, встаю из-за своего обеденного стола прямо на берег далёкого моря, говорю кому-нибудь: «Дай мне руку, закрой глаза», – и увожу в невообразимое сияющее пространство Тёмной Стороны, легко взлетаю на потолок, уворачиваясь от слишком любвеобильного пса, тщетно доказываю влетевшему в окно урагану, что моим книгам скучно стоять на полках, им нравится стопками лежать на полу, хохоча удираю по переулкам Старого Города от красотки, преследующей меня на летающей доске, щёлкаю пальцами перед носом воющего безумца и строго приказываю ему немедленно исцелиться, с усердием, достойным лучшего применения, учусь раскрашивать грозовую тучу в зелёный цвет и бешусь, что всё время почему-то получается оранжевый – чем это всё ей покажется? Как она истолкует эти эпизоды, что обо мне и всех нас подумает, что поймёт? И сам себе люто завидовал: какой же, оказывается, удивительной может быть человеческая жизнь! Постоянно прикусывал язык, чтобы не говорить окружающим каждые две минуты: «Какие вы все прекрасные!» – и не переспрашивать каждого: «Скажи, ты же действительно есть?»

Счастье, что у меня дома живут самые обычные кошки, не заколдованные, не говорящие, даже не какие-нибудь оборотни, почти не обученные понимать человеческую речь – уж им-то можно говорить вообще всё что угодно, не опасаясь, что они перепугаются и пригласят к тебе знахаря. Поэтому я регулярно ловил недовольных внезапным избытком человеческого внимания Армстронга и Эллу и отводил душу на них.

Вечером того дня, когда согласно расписанию следовало идти мириться с Агатой, я оказался занят по горло. В Старом Городе внезапно поменялись местами несколько улиц и переулков, причём ничего фатального ни с домами, ни с их обитателями не произошло, всё осталось цело, все люди на месте, не заколдованы, в здравом уме, только обескуражены неожиданными топографическими изменениями. Впрочем, до настоящей паники не дошло. Всё-таки жители столицы Соединённого Королевства – люди с фантастически крепкими нервами, я бы куда больше перепугался, если бы вышел из дома и обнаружил, что за ближайший углом на месте знакомой Сияющей улицы у нас теперь, к примеру, улица Поющих Рыб, упирающаяся в боковые ворота Сумеречного Рынка, до которого прежде полчаса надо было идти.

В общем, суматоха поднялась сразу после обеда, и меня срочно вызвали в Дом у Моста – на всякий случай, вдруг выяснится, что это какой-то не в меру могущественный посторонний сновидец изменил нам картину реальности; прежде такого не было, но, как известно, всё когда-нибудь случается в первый раз.

Не знаю, как бы я выкручивался, если бы проблема и правда оказалась по моей части. Сказал бы коллегам: «Придётся вам подождать до утра, сейчас у меня по плану свидание», – и ушёл бы, насвистывая? Теоретически, именно так я и собирался себя вести, когда мы с Шурфом составляли расписание, но совершенно не представляю, как бы я провернул этот номер на практике. Я так не умею, мне гораздо проще отказаться от собственных планов, чем всех подвести.

Но мне повезло: ещё до полуночи выяснилось, что в столицу недавно вернулся бывший Старший Магистр Ордена Потаённой Травы Тристама Карунис, который уже пару раз устраивал подобную путаницу. Правда, давно, лет двести с лишним назад, в разгар Смутных Времён, но людям свойственна сентиментальность, а у магов она довольно часто проявляется именно так.