Тайный заговор Каина

— Ричи, я не могу быть рядом с тобой и наблюдать, как ты изматываешь себя. — На его черных, с длинными ресницами глазах, казалось, выступили слезы.

— Я не изматываю себя.

— Нет, конечно, нет, но, когда в следующий раз я приду, здесь вырастут маргаритки.

— Ну и что? Кого это беспокоит? — задиристо сказал я, однако в глубине души испытывая острую жалость к себе.

— Меня, — ответил Борис.

— Тебя? Черт побери, с какой стати?

— Тебя не было в баре несколько дней, в течение которых я просто не находил себе места. Я все время думал и боялся, что с тобой что-нибудь случилось. Мне больно и обидно видеть тебя таким, потому что я люблю тебя. Не спрашивай, почему. Не знаю. А теперь скажи мне, сколько денег осталось у тебя? Или ты не знаешь?

— Думаю, что семьдесят-девяносто тысяч. А в чем дело?

— У меня есть к тебе предложение.

— Какое?

— Я пришел сюда не как добрый самаритянин. Я хочу расширить свой бар. Ты знаешь, я хочу сделать из него прекрасный клуб. Я ищу партнера. Как ты смотришь на то, чтобы стать моим партнером?

— А хочу ли я?

— Как раз это я и пришел узнать. Почему бы нет? Подумай сам. Разве это так позорно? Почему ты так смотришь на меня? Эй! Что это значит?

— Ты так быстро все решил? Это из жалости ко мне? — спросил я.

— Никто не питает к тебе жалости, — покачал головой Мински. — Пожалей сам себя, — сурово глянул он на меня. — Очень жаль. А что делать? У меня мало времени. Не хочешь…

— Почему ты предлагаешь это мне? Конечно, из жалости, почему же еще! — сказал я сквозь зубы.

— Достаточно того, что ты сам себя все время жалеешь. Хватит об этом. Я пришел к тебе совсем с другим. У меня серьезное, всесторонне обдуманное деловое предложение. Я же тебе сказал, что ты мне нравишься. Кроме того, в наше время еврею не совсем удобно владеть ночным клубом, да к тому же большим. Я хотел бы иметь партнера арийского происхождения. Я уже давно думаю об этом. Ты красивый, умный ариец, я действительно мог бы гордиться тобой и… — Он замолчал и умоляюще взглянул на меня своими выразительными темными глазами.

— Знаешь что, Мински? Пусть мой издатель поцелует меня в зад! Я бросаю писать! Я принимаю твое предложение!

— Наконец-то! — облегченно вздохнул тот. И тут мы оба неожиданно разразились громким и довольно глупым смехом, который, однако, был для меня в тот момент наилучшим лекарством. — Сегодня вечером я покажу тебе план клуба. В следующем году будем его реконструировать. Тогда и решим некоторые юридические формальности и прочее. Только при одном условии.

— Ну?

— Ты больше не напишешь ни строки, — сказал Мински. — Возьми с собой запас одежды и отправляйся завтра же в Баварию, туда, где есть снег, и восстанови свои силы. Мне не нужен компаньон-призрак, нам предстоит тяжелая работа.

Я поехал в Гармиш-Партенкирхен. Снег, солнце, красивые пейзажи, чистый воздух, никаких забот. Я спал, катался на лыжах, загорал на солнце и выздоравливал. Загорелый и отдохнувший, я вернулся во Франкфурт в начале января. Первую ночь я провел в своей квартире. Неожиданно зазвенел телефон. Я взял трубку.

— Ричи, наконец-то! — послышался голос Лилиан.

— Вот твоя партитура, — сказал прокурор Парадин. — Лансингу она больше не нужна. Я не вижу причин держать ее здесь.

Он вручил мне партитуру Девятой симфонии Бетховена в кожаном переплете. От досады на себя у меня подступил комок к горлу, и я судорожно глотнул.

— Садись, пожалуйста, Ричи. Мне надо обсудить с тобой кое-что.

Я сел в резное с высокой спинкой кресло, стоящее за старинным столом, украшенным резьбой. Парадин занимал большую, уютную комнату на четвертом этаже здания окружного суда, возвышавшегося над новыми домами, старинными зданиями в стиле барокко и церквями Трювеля.

Холодное, тусклое солнце освещало комнату, обставленную резной мебелью темного дерева.

Худощавый, седовласый мужчина, которого я хорошо знал уже много лет, одетый, как обычно, в черный костюм, ходил, прихрамывая, по комнате.

— Ты еще не видел Крошку?

— Нет. Он уже прибыл?

— Уже был здесь, опознал Делакорте и подписал свидетельские показания.

— Где он остановился?

— В том же отеле, где и ты. Он приехал вчера вечером. Тебя еще здесь не было. Он просил меня сказать тебе, чтобы ты встретился с ним в баре отеля в двенадцать. Он хотел бы позавтракать с тобой.

Парадин поправил очки в золотой оправе, которые вскоре снова соскользнули вниз, на кончик носа.

— Возможно, я сумасшедший, — с задумчивым видом продолжал он, — но у меня свое мнение о таких людях, как Делакорте. Я думаю, он рассчитывает на то, что ему помогут бежать из тюрьмы. — Парадин посмотрел на меня. Я спокойно выдержал его взгляд, но успел крепче ухватить партитуру, которая чуть не упала с коленей.

— Из тюрьмы? — с деланным удивлением спросил я.

— И не только это. Из Германии тоже. Я это чувствую.

— Какие у тебя основания для подобных подозрений?