Тайный оракул

Я внимательно огляделся и, не обнаружив ни малейших следов Мэг, позвал ее по имени. Деревья в ответ повысили голоса, и голова у меня закружилась так, что глаза едва не закатились.

Пришлось прислониться к ближайшему дубу.

– Осторожнее, – сказало дерево.

Я наклонился вперед, слушая, как деревья обмениваются стишками, как будто играют в рифмы:

Пещеры синь.
Вой куда ни кинь
На запад, горя
Страницы крутя
В Индиану.
К спелому банану.
Счастье на аркане.
Змеи и тараканы.

Смысла никакого, но каждая строчка заключала в себе пророчество. Ощущение было такое, будто несколько десятков жизненно важных для меня сообщений смешали, зарядили в дробовик и выстрелили мне в лицо.

(Хороший образ. Надо будет воспользоваться им в каком-нибудь хайку.)

– Мэг!

Я двинулся дальше, напевая ноту «ля» высотой 440 герц, чтобы держаться в фокусе. Дубы во втором концентрическом круге оказались более разговорчивыми.

– Эй, приятель, четвертак найдется? – спросил один.

Другой попытался рассказать анекдот об идущих в «Шейк шэк» пингвине и монахине. Третий дуб вовсю расписывал соседу достоинства кухонного комбайна:

– Ты не поверишь, что эта штука делает с пастой.

– Вау! Так он еще и пасту делает?

– Свежее лингуине за считаные минуты! – распинался дуб-продавец.

Зачем дубу лингуине, я так и не понял, но останавливаться не стал, побоявшись, что если задержусь и прислушаюсь, то закажу кухонный комбайн с оплатой в рассрочку тремя взносами по 33,99 доллара и навсегда потеряю рассудок.

В конце концов я все же вышел в центр рощи. С дальней стороны самого большого дуба стояла, зажмурившись и прислонясь спиной к стволу, Мэг. Из опущенной руки свисали, приглушенно звякая, ветряные колокольчики.

У ее ног, повизгивая, раскачивался взад-вперед Персик.

– Яблоки? Персики! Манго? Груши!

– Мэг. – Я тронул ее за плечо.

Она вздрогнула и посмотрела на меня, как на некую искусную оптическую иллюзию. В ее глазах набухал страх.

– Это слишком. Слишком.

Голоса держали ее и не отпускали. Вынести это было трудно и мне – в голове как будто играла одновременно сотня радиостанций, разрывавших мозг на множество разных каналов. Но я привык к пророчествам. С другой стороны, Мэг была дочерью Деметры и нравилась деревьям. Они все старались поделиться с ней чем-то и привлечь к себе ее внимание. Если так пойдет дальше, они просто вынесут ей мозг!

– Колокольчики. Повесь их на дерево.

Я показал на самую нижнюю ветку прямо над нашими головами. В одиночку ни я, ни Мэг дотянуться до нее не могли, но если подсадить…

Она отступила, покачивая головой, словно и не слышала меня, а если и слышала, то либо не поняла, либо не поверила. Мне нужно было подавить чувство предательства. Мэг – приемная дочь Нерона. Ей поручили заманить меня сюда, и наша дружба была притворством и ложью. У нее не было права не доверять мне.

Но что толку обижаться. Нерон извратил ее чувства, и, виня Мэг за это, я был бы ничем не лучше Зверя. И если она только притворялась моим другом, это не значило, что я тоже притворялся. Девочке угрожала опасность, и оставить ее здесь, обрекая на безумие, я не мог.

– Давай. – Я присел и подставил руки, чтобы она могла стать на них, как на ступеньку.

– Лингуине? Персик! – взвыл Персик, перекатываясь на спину.

Мэг поморщилась. По ее глазам было видно, что она готова сотрудничать – не потому, что доверяет мне, но из-за страданий фруктового духа.

Одно дело чувствовать себя жертвой предательства и совсем другое – знать, что тебя ставят ниже какого-то персикового малыша. Худшего оскорбления не придумаешь.

Мэг ступила на подставленные руки левой ногой, и я, собрав оставшиеся силы, поднял ее вверх. Она поднялась на мои плечи, а потом красные кеды оказались на макушке. В следующий раз, подумал я, надо будет наклеить на лоб бирку: ОСТОРОЖНО! ВЕРХНЯЯ СТУПЕНЬКА НЕ ДЛЯ НОГ.

Прижавшись спиной к дубу, я ощущал идущие вверх по стволу и пробивающиеся через кору голоса рощи. Похоже, центральное дерево служило громадной антенной для безумных разговоров.

Слабели колени. Ребристая подошва врезалась в лоб.

Мэг наконец повесила колокольчики на ветку и спрыгнула ровно в тот момент, когда мои ноги подкосились. В следующий момент мы растянулись на траве.

Латунные колокольчики качнулись и зазвенели, выбирая ноты из ветра и создавая гармонию из диссонанса.

А потом земля вдруг задрожала. Центральный дуб встряхнулся так, что с него дождем посыпались желуди.

Мэг поднялась и, подойдя к дереву, коснулась его рукой.

– Говори.

Голос из ветряного колокольчика загремел с такой силой, будто чирлидер завопил в мегафон.

Жил-был бог, звался бог Аполлон,
В синь пещеры обрушился он.
На трехместных полатях
Бронзовый огнеглотатель
Смерть и дурь проглотить принужден.

О ужас!

С сонетом я бы справился. Катрен был бы поводом для торжества. Но только самые смертоносные пророчества облекаются в форму лимерика.