Сосновский решил, что Зауэр передумал. Или кто-то из его начальства запретил ему привлекать старого знакомого, опустившегося на самое дно социальной лестницы здесь, в послевоенном Бухаресте. Осторожный начальник так бы и сделал. Или провел бы самую тщательную, а главное, эффективную проверку человека, прежде чем доверять ему, вводить в какую-то, пусть самую простую, оперативную операцию. Проверка, будет проверка, решил Сосновский. Ульрих Зауэр не простая пешка в резидентуре Бухареста. Он всегда был заметным специалистом, толковым разведчиком, даже когда был молод и не занимал высоких постов. А сейчас… Я молодец, что готовился так долго в Москве на самом дне, примеряя шкуру спившегося опустившегося человека. Меня приняли за своего, меня не чурались пьяницы в пивных, мне подавали милостыню. Образ оказался удачным. Он вызывал симпатию у пьянчуг и жалость у сердобольных граждан.
На меня обращали внимание и верили в мое положение. Зауэр должен был поверить, меня мог заметить кто угодно и доложить ему. Не просто же так он появился у ворот церкви? Не просто.
Михаил лежал на кровати поверх покрывала, демонстрируя прежде всего себе укоренившиеся привычки. Не надо так быстро сбрасывать образ бродяги и пьяницы, опустившегося человека. «Входи в цивилизованный мир медленно. И демонстрируй желание напиться, срывайся иногда», – говорил он себе. Дверь открылась без стука, и в комнату вошел Зауэр. Он остановился, посмотрел на то, как ноги Сосновского в ботинках лежат поверх покрывала, поморщился, но промолчал. Почему промолчал? Сосновский задумался. Ведь все предыдущие дни после их неожиданной встречи всегда сопровождались советами и замечаниями Зауэра. Он стал его наставником в буквальном смысле и промолчать чисто теоретически не мог. Не должен был.
– Поднимайтесь, Хольцер, поднимайтесь. Для вас есть работа!
– Пожрать бы, – уныло заметил Сосновский и неохотно спустил ноги с кровати. – Вы меня отмыли и приодели. За чистое жилье я вам тоже признателен. Но вы хоть бы какой-нибудь аванс мне предложили, чтобы я мог сходить и пообедать.
– Я очень обеспокоен вашим состоянием, Макс, – доверительно сообщил Зауэр и, подвинув стул, уселся на него верхом и положил руки на спинку. Я просто уверен, что, оставив вам деньги, я снова спровоцирую вас на пьянство. А с ним должно быть покончено.
– С нормальным и регулярным питанием вы тоже хотите покончить? – съязвил Сосновский. Он встал с кровати и подсел к столу, взяв второй стул. – Я слушаю вас.
– Ваша задача на несколько следующих дней, Хольцер, – это наблюдение, – начал говорить немец. – Нас интересует та самая церковь, возле которой я вас встретил. Есть подозрение, что там у русских агентурная точка. Что там гнездится русская контрразведка, где происходят встречи с румынскими предателями, теми, кто продал родину русским.
– Кто конкретно является объектом вашего внимания? – тут же спросил Сосновский.
– Нас интересуют двое. – Немец многозначительно поднял перед собой указательный палец. – Первый, это помощник военного коменданта майор Гаспарян. Очень деятельная натура. Возможно, что он у русских тут главный по этим вопросам. На связи у него, как мы предполагаем, священник из этой церкви – отец Амвросий. Согласитесь, Макс, как разведчик вы можете оценить ситуацию. Приходят прихожане, может зайти любой в церковь и там контактировать с представителем контрразведки, обмениваться информацией, получать задания и отчеты о выполненных заданиях. Отца Амвросия вы знаете, видели. Он к вам подходил и разговаривал с вами. Запоминайте приметы русского майора Гаспаряна.
Сосновский слушал, но где-то в глубине души закрадывалось сомнение. Зачем приметы? «Вполне можно было этого Гаспаряна сфотографировать тайком и показать мне его фото. И даже не одно фото, а несколько. Интересно, – думал он, глядя на Зауэра, – а денег он мне так и не даст? Или хочет понять, как я проживу без еды? Или хочет убедиться, что без еды я не останусь, что я его обманываю и не голодаю? Это значит, что он мне не верит. Но если даст денег?»
– И вот что, Макс, – немец грустно посмотрел на Соснове ко го, помолчал и полез в карман за бумажником. – Я, конечно, дам вам денег. Вы же не можете работать только за идею и голодать. Так вы умрете от голода или просто ослабнете. Любая идея должна поддерживаться и финансово, тогда она жизнеспособна. Вот вам деньги, этого хватит на несколько дней, чтобы вы могли питаться, купить что-то из вещей первой необходимости. Ну и вообще. А на счет будущего вы тоже не беспокойтесь. В банке одной из нейтральных стран на ваше имя будет открыт счет, куда будут переводиться приличные суммы. Когда мы победим, вы станете обладателем хорошего состояния и сможете отдохнуть от дел в своем доме на берегу моря.
– Не люблю море, – вздохнул Сосновский. – Люблю лес и горы. Знаете, Ульрих, я бы со временем с удовольствием открыл небольшой отель в Альпах и принимал бы у себя лыжников и альпинистов. Ну и тех, кто ценит красоту гор и снегов. Понимаете, в этом году очень жаркое лето, и я устал от жары.