Он толкнул внутреннюю, стеклянную дверь, та легко поддалась, не заперто. Он автоматически сунул руку в карман, но вспомнил, что безоружен. Свет не горел, хотя кто-то был в холле — он слышал дыхание у той стены, где стояла высокая ваза с цветами. Сам он еще торчал перед дверью, освещенный уличными фонарями. Продвигаться дальше нет смысла — стрелять будут они, а не он. Он вынул из кармана пачку сигарет, попытался совладать с дрожью в пальцах, но страх перед болью не отпускал. Он сунул сигарету в рот и полез за спичкой — вспышка тут, прямо у стены, будет для них неожиданностью. Он сделал шаг и внезапно чиркнул спичкой о стену. Спичка царапнула по раме картины и вспыхнула. Бледное детское лицо выплыло из темноты, как воздушный шар. Он сказал:
— О господи, Эльза, ты меня напугала. Что ты здесь делаешь?
— Жду вас, — прошептал тонкий дрожащий голос. Спичка погасла.
— Зачем?
— Я думала, вы ее приведете сюда. Моя обязанность — провожать гостей в номера.
— Какая чепуха!
— Но ведь вы поцеловали ее?
— Это был ненастоящий поцелуй.
— Почему ненастоящий? Вы могли поцеловать и по-настоящему — за то, что она сказала.
Уж не совершил ли он ошибку, оставив ей документы, — девчонка могла уничтожить их из ревности. Он переспросил:
— Что она сказала?
— Она сказала, что вас все равно убьют, ясно как дважды два.
Он с облегчением рассмеялся.
— Мы говорили о войне у меня на родине. Там, верно, людей убивают. Но она никогда не видела, как это происходит.
— Здесь за вами тоже охотятся, — сказала девочка.
— Ничего серьезного они мне сделать не могут.
— Что вы! У нас тут такой ужас был, — сказала она. — Они там сейчас наверху разговаривают.
— Кто? — спросил он резко.
— Хозяйка и один человек.
— Что за человек?
— Маленький, седой, очки в стальной оправе.
Так. Значит, он выскочил из кино перед ними. Девочка шептала дальше:
— Они задавали мне всякие вопросы.
— Какие вопросы?
— Не говорили ли вы мне чего-нибудь, не видела ли я каких-нибудь бумаг. Ну, конечно, я говорила только нет и нет. Я б им все равно ничего не сказала, что бы они со мной ни делали.
Он был тронут ее преданностью. Почему же мир так устроен, что душевные сокровища растрачиваются понапрасну. Она сказала горячо:
— Пусть хоть убьют.
— Тебе это не грозит.
Ее голосок задрожал:
— Она на все способна. Она иногда как сумасшедшая, если ей перечат. Ну и пусть. Я вас не подведу. Вы джентльмен.
Аргумент был абсолютно несостоятельный. Она печально продолжала:
— Я для вас все сделаю, как та ваша девушка.
— Ты уже сделала значительно больше.
— Она уедет с вами вместе в вашу страну?
— Что ты, конечно нет.
— А мне можно?
— Маленькая, — сказал он, — ты не знаешь, что там у нас делается.
Он услышал долгий, разочарованный вздох.
— А вы не знаете, что тут у нас делается!
— Где они сейчас? Управляющая и этот ее знакомый?
— На первом этаже, — сказала девочка. — Они ваши заклятые враги, да?
Бог знает, из каких грошовых книжонок вычитала она это выражение.
— Я думаю, скорей наоборот — они мои друзья. Но точно не знаю. Хорошо бы мне это узнать до того, как они обнаружат, что я пришел.
— О, они уже знают. Она все слышит. Слышит в кухне, что говорят на чердаке. Она приказала мне ничего вам не рассказывать.
Его пронзила мысль: неужели и этому ребенку тоже грозит опасность? Быть не может. Что они могут ей сделать? Он осторожно начал подниматься по неосвещенной лестнице. Одна ступенька скрипнула. Лестница сделала поворот, и он ступил на площадку. Дверь комнаты, выходившей на площадку, была распахнута. Электрическая лампочка под розовым шелковым в сборочку абажуром освещала фигуры двух людей, терпеливо дожидавшихся его.
Д. вежливо приветствовал:
— Бона матина. Вы не сказали мне, как будет ночь на энтернационо.
— Входите и закройте за собой дверь, — приказала управляющая.
Он повиновался — ничего другого не оставалось. Ему подумалось, что пока еще ни разу ему не разрешали взять на себя инициативу. Он был чем-то вроде кегли, которую все норовят сбить шаром.
— Где вы были? — спросила управляющая.
У нее было бычье лицо, с такой квадратной челюстью эта прыщавая уродина неопределенного пола должна была родиться мужчиной.
Д. сказал:
— Мистер К. вам все расскажет.
— Что вы делали с той девицей?
— Развлекался.
Стоило приглядеться к этому логову. Точнее слова не подыщешь, во всяком случае, ничто не свидетельствовало о том, что здесь живет женщина. Массивный стол без скатерти, стулья, обитые кожей, шкафчик для обуви. Дверца шкафчика была распахнута, виднелись внушительных размеров тяжелые туфли на низком каблуке. Ни цветов, ни безделушек в этом жилище не было.
— Эта девица — знакомая Л., — продолжала управляющая.
— Я тоже знаком с Л.
Даже дешевые цветные картинки на стене подбирались на мужской вкус: на каждой непременно присутствовали женщины в шелковых чулках и нижнем белье — он как будто попал в комнату закоренелого холостяка. Что-то туманное, пугающее, как тайное робкое желание порочной близости, витало в воздухе.
Неожиданно вмешался мистер К. Скорее уж именно он внес некую женскую ноту в разговор. Он начал визгливо, истерично: