Тайный агент

— Милая моя, это как сложение в математике. С одной стороны, они могут навлечь на себя дипломатические неприятности, но, с другой стороны, это для них все же выгоднее, чем позволить нам раздобыть уголь. Важны не отдельные слагаемые, а общая сумма.

— Вы боитесь?

— Честно говоря, да.

— А почему бы вам не остановиться где-нибудь еще? Скажем, у меня. Место всегда найдется.

— Не могу. Я оставил кое-что там, в номере.

Такси остановилось. Он вышел из машины, она — за ним. Они стояли на тротуаре у дверей отеля. Она сказала:

— Я могу подняться с вами... на тот случай, если...

— Лучше не надо.

Держа ее за руку, он огляделся и убедился, что вокруг никого нет. Интересно все-таки, управляющая с ним или против него. А мистер К.? Он сказал:

— Перед тем как вы уйдете, мне хотелось бы еще раз напомнить вам... Насчет места для девочки, о которой я говорил. Я ручаюсь за нее. Ей можно доверять.

Она сказала резко:

— Не порите чепухи. Я пальцем не пошевелю, даже если она подыхать будет!

Таким же тоном она требовала еще виски у бармена на пароходе, пересекавшем Ла-Манш. Капризное, избалованное дитя, не терпящее, когда ему перечат. Кажется, с тех пор прошла вечность.

— Отпустите мою руку!

Его пальцы разжались.

— Идиотское донкихотство. Думайте, думайте о какой-то сиротке, а пока пусть в вас стреляют и убивают! Вы не от мира сего.

Он сказал:

— Вы не хотите понять меня. Эта девочка так молода, что годится мне в...

— Дочери, — подхватила она. — Продолжайте в том же духе. Только учтите — я тоже гожусь вам в дочки. Смешное совпадение, не правда ли? Но у меня всегда так. Я знаю. Я вам не врала, когда говорила, что не люблю романтики. Просто у меня, наверно, «комплекс отца». По тысячам различных причин ненавидишь собственного папашу и вот влюбляешься в мужчину того же возраста, что и отец. Знаю, это ненормально. Уж романтикой, во всяком случае, и не пахнет — звоню вам по телефону, назначаю свидание...

Он смотрел на нее, со смущением осознавая свою полную неспособность чувствовать что-либо, кроме страха и разве что жалости. Поэты семнадцатого столетия утверждали, что можно навеки потерять сердце. Современная психология говорит иначе: можно чувствовать такую тоску и отчаяние, что атрофируются все иные эмоции. Он стоял перед открытой дверью этой гостиницы, куда забегали «на часок», чувствуя свою безнадежную непригодность для нормальной человеческой жизни.

— Если бы только не война...

— Для вас она никогда не кончится, вы сами говорили.

Она была красива. Никогда, даже в дни молодости, не встречал он такой красивой девушки. И уж конечно, его жена на нее не походила: она была обычная, незаметная. Но это не имело значения. Чтобы вспыхнуло желание любить, видимо, особой красоты и не требуется.

Он обнял ее, так, для эксперимента: решил попробовать.

Она спросила:

— Можно, я поднимусь с вами?

— Неподходящее место для вас.

Он опустил руки — чуда не произошло.

— Я поняла, что со мной что-то не то творится, когда вы подошли вчера вечером к машине. Мне стало плохо, когда я услышала, что они вас бьют. Я думала, это от того, что я перепила. А сегодня утром проснулась, а на душе все так же. Ведь я раньше никогда не влюблялась. Как называется детская влюбленность — телячьи нежности?

От нее исходил запах дорогих духов. Д. хотел бы чувствовать к ней нечто большее, чем жалость. В конце концов, судьба дарила шанс немолодому человеку, бывшему преподавателю романских языков.

— Милая, — сказал он.

— Такая любовь долго не продолжается, я знаю. Да она и не может быть долгой. Вас ведь убьют, это ясно как дважды два.

Он неуверенно поцеловал ее и сказал:

— Роз, милая, мы увидимся... завтра. К тому времени все мои дела закончатся. Мы встретимся и отпразднуем...

Он понимал, что слова его звучат не очень убедительно, но это был не тот случай, когда следует раскрывать душу. Она слишком молода, чтобы выдержать правду.

Она сказала:

— Даже у Роланда, я думаю, была женщина...

И он вспомнил: эта женщина — ее звали Альда — упала замертво, когда ей принесли весть о гибели Роланда. В легендах всегда так — когда обрывается жизнь одного из влюбленных, умирает и другой. Считалось, что это само собой разумеется. Недаром менестрель посвятил Альде лишь несколько отписочных строчек. Вот и его жизнь кончилась после расстрела жены.

Он сказал:

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Она ушла по улице туда, где чернели деревья. Нет, она слишком хороший человек, чтобы работать на Л., — подумал он. Он открыл в себе желание любить. Это было равносильно предательству, но стоило ли терзаться — завтра все будет улажено, и он вернется на родину... Интересно, выйдет ли она все-таки замуж за Фурстейна?