Тайный агент. На взгляд Запада

На фоне карикатурно изображенных мужчин романа («граждан кантона Ури») выгодно, хотя при этом также по-своему несколько однотипно, смотрятся женщины. Наталия Халдина, Софья Антоновна, Фёкла схожи в том, что к порогу борьбы за свободу их привела утрата любимого, привело сердце. Софья Антоновна характерно путает любовь и революцию (приносящей любовь в жертву идеям, разуму). Но даже при этом заблуждении верность погибшим любимым и желание отомстить за них наделяет потенциальных бестий революции, готовых мстить империи за попрание «священных» прав естества, чертами энтузиасток. Случай Наталии Халдиной — иного рода. Отождествляющиеся с ней верность близким (матери, брату), бескорыстие, благородная доверчивость женской натуры, деятельное милосердие, «материнство», желание раскрыться в любви, а также инстинктивные поиски свободы (в том числе от покушающихся на ее независимость мужчин) становятся в романе пробным камнем, о который разбиваются волны и революционного перпонтства-бакунианства, и лжеженскости, и мужского демонизма-фаустианства, присущего в карикатурном виде Петру Ивановичу, а в интеллектуальном Разумову.

Образ Наталии Халдиной (пусть ее зовут и не Наталья Герцен), как бы молчаливо носящей в своем сердце письмена русской истории, а в финале возвращающейся в Россию с любовью (не умирать, а действовать!), оказывается у Конрада единственным мостиком между Востоком и Западом. Разумеется, эту новую «душу мира», приковывающую к себе внимание студента Разумова, учителя английского языка, революционера-барина Петра Ивановича, нельзя обмануть в некоем глубинном смысле. Более того, ее нельзя и не полюбить, что особо значимо для тех, кто любовью обделен, для англичанина — пожилого холостяка «со взглядом», для хранящего «целибат» Разумова, не знающего к тому же своих истинных отца и матери.

Хотя к сестре казненного — дочери окаменевшей от горя пожилой женщины[316], девушке, потерявшей шанс обрести возлюбленного (Разумов), — сходятся все нити повествования, а ее слова о голоде свободы даже вьшесены в эпиграф романа с «западным» названием, образ Наталии Халдиной остался в значительной степени непрописанным. Ему в этом смысле уготовано место чуда, светлого луча, которые как подобие вечной женственности, не считающейся с границами и «точками зрения», ускользают, когда их пытаются зафиксировать. Но этот недостаток (женские персонажи, за исключением, пожалуй, миссис Гулд, «маленькой женщины в муслиновом платье», у Конрада традиционно не получались) вроде бы предсказуемого по замыслу образа, образа, где, по слову Ф. М. Достоевского, «все концы в воду спрятаны», становится и достоинством. Вместе с Наталией, олицетворением невинной красоты и юности (Разумов впервые видит Халдину в саду), в роман, делящий свою территорию между сатирой, политикой, психологическими этюдами и натурализмом, достаточно непредсказуемо входит — об этом и писал Конрад Э. Гарнетту! — нечто лирическое и архетипическое, — измерение, способное вызвать в памяти читателя если не сцены, то строки из Шекспира, Гёте, Байрона, Гофманна, Ибсена, Джеймса.

В силу этого обстоятельства размытая поначалу и, при первом рассмотрении, чисто служебная фигура рассказчика постепенно перестраивается в полновесный характер, благодаря которому роман «На взгляд Запада», собственно, и становится художественно тонким, многоплановым, ироничным.

Просмотрев конрадовский текст в обратной перспективе, мы найдем немало деталей, характеризующих повествователя-анонима. Оказьтается, что «старик» («ап old man») не только знает русский и жил до девяти лет с родителями в Петербурге, не только является лингвистом, много лет преподававшим иностранцам литературу, языки, но и не чужд писательских склонностей. И вот спустя два года после расправы над Разумовым и отъезда Наталии в Россию стареющий экспатриант, более двадцати лет проживающий в Швейцарии и по этой причине не имеющий четкого представления, что такое современная Англия, берется за перо.