Лафет изготовили быстро, и установили на бусе, а на берегу соорудили крепостную стену, точь-в-точь, как турки делают, такая стена могла выдержать огромной силы взрыв.
Пушка выстрелила – и нос буса нырнул в воду, но вода не хлынула за борт. Бус вынырнул и закачался на волнах. Перед выстрелом мы затаились в укрытиях и зажали уши руками, как и потребовал Мишка, но, несмотря на эту предосторожность, грохот от выстрела ударил по ушам так, что я на некоторое время слегка оглох. Ядро просвистело со свистом – и в мгновение превратило стену в груду мусора.
Мы посмотрели на канонира, а он как ни в чем ни бывало наблюдал за исходом своей меткой стрельбы. Стена не только была разрушена, она запылала.
– Так мы сожжем крепость – и нечего будет захватывать, то не дило, Мишка, город трэба захватить в целости, – сказал Явор. – Только стену необходимо разрушить, греческий огонь клади только в ядра, что на стену посылать будем, а те, что в город, чтоб без огня были. Уразумел?
– Понял, атаман. Смотрите на канонира.
– Не удивляйтесь, он глухой, но для прицельной стрельбы из гарматы, он найкращий из усих, шо я бачив. Миша, в походе будь рядом с нашим пушкарем, вы вроде как успели подружиться и понимаете друг друга без слов.
Подготовка к походу шла полным ходом, мы с Мишей делали фитили и бадяжили греческий огонь, а канонир разливал его по ядрам. К этому делу никого больше не допускали, опасно было. Как-то утром к пристани подошел греческий корабль, привез бочки с земляным маслом – нефтью, как называл это масло Михаил. Бочки разгрузили – и работы нам прибавилось.
Утром я проснулся от жуткого грохота. В центре майдана стоял по пояс голый казак с огромным, заправленном за ухо, чубом и бил огромными палками по барабану. Явор вышел на площадь – и барабаны смолкли.
– Пора в поход, браты казаки. Все готово: бусы, струги и чайки в надежности, боевого запаса и ядер с греческим огнем припасено в достаточном количестве, провианта хватит, чтобы до италийского берега дойти. Бомбы с греческим огнем уложены так, чтобы корабли не потерять, если подбиты будут турком, и не отправиться, значит, к богу на свидание – за то отвечал Михаил и бурсак, вы их знаете.
Даю вам, братья, три дни: чтоб с кохаными попрощаться, в шинок сходить, бо в походе ни-ни, выспаться обязательно – мне сонные тетери в походе не нужны. Любо ли вам то, что пропаную?
– Любо, атаман!
– Пора в поход, засиделись!
Через три дня началась погрузка на корабли. Коней с собой не брали, их отдали в казачье войско, атаманам, которые не шли в поход за зипунами, а уходили в степь – на вольный промысел, на охоту за кипчаками.
Станица провожала казаков песнями и обильным застольем, на которое собрались со всех окрестных сел крестьяне, казачки, русские женщины да малые дети. В куренях казаков поселились рыбаки нескольких дружных артелей и сотня казаков, остающихся охранять курень.
Казаки еще не успели выйти в море, а по новому селу уже ходили гуси, бегали куры, а в лужах, развалившись в грязи, довольно похрюкивали свиньи.
Теперь у пристани стояли мокшаны, маленькие рыбацкие лодки, а не гордые бусы и стремительные чайки, тут же сушились сети. В землянках жили рыбаки холостые, а в домах поселились семейные казаки, они тут же стали обходить и вымерять землю вокруг домов, планируя, как и что сажать у дома, в сараи заводили коров, ставили заборы, которые были не нужны казакам. Курень наполнялся непривычными звуками для казаков-воинов, женским голосом и смехом детей, песнями и музыкой по вечерам на посиделках у околицы.
Курень обрел новую жизнь – и казаки, уходившие в поход, были рады – этому сельскому и мирному характеру своего куреня. Долго теперь кипчаки близко не подойдут к селу! На чурбан надели венок и фартук, а малышня размалевала ему рожу так, что без смеха пройти мимо было никак невозможно.
Посадка на корабли продолжалась весь день, затем обживали и устраивались с расчетом на долгое житие на кораблях. Драили палубы. Утром обрубили канаты и корабли, подняв паруса, вышли в море. Над морем понеслась казацкая песня:
Ах, казак, ты иди на войну,
Ведь у каждого татарина
Серебром изба завалена.
Заберешь его, убьешь его —
Он и не заметит…
Переходя море, казаки встречали купеческие корабли. Подходили к ним, Явор поднимался на борт купца, а казаки осматривали трюмы, освобождая рабов и беря за это выкуп серебром, одеждой, оружием, а купцов отпускали.
– Плывите, набивайте свою мошну, недосуг мне вас топить, но теперь уж сами, без рабов, гребите. Авось сдюжите, – говорил атаман.
Повстречали и турка с товаром, окружили его. Казаки, взойдя на галеру, лютовать стали. Янычар покромсали всех до единого, а корабль себе забрали, со всем добром, что турки прикарманили.
Среди рабов, освобожденных казаками, было немало моряков-греков и казаков – вот они и стали командой нового корабля в нашей ватаге.
В море встречали рыбацкие лодки и покупали у рыбаков весь улов их немалый. Явор всегда платил рыбакам по-царски, и они провожали нас, благодаря за щедрость.