Читаем Тайное имя — ЙХВХ полностью

— Угомонись, — сказал Арон. — Тебе не сказали, потому что времени не оставалось. Главное, чтобы информации о Дайр-эз-Зауре послужила удобрением, а не ушла в песок. Англичане не турки[83]. Это у Джемаль-паши в подчинении сто двадцать тысяч человек, не отличающих правой руки от левой. В тот день, когда его новенький «Принц Генрих» (модель автомобиля) угодил в канаву, генерал Мюррей мог беспрепятственно вступить в Дамаск. Никто бы не заметил. Сам Джемаль-паша позабыл обо всем на свете. Подарок австрийского императора! Хоть обратно вези в Богемию… что ты, Сарра?

— Нет, ничего… меньше, чем ничего, Арон.

— Арон, а помнишь, что ты недавно говорил? — Александр никак не мог успокоиться. — Что нам Сион не нужен, нам и на турецком берегу хорошо. А сионистов называл «маафилим» (упрямцы, что самовольно, наперекор Моисею, попытались достигнуть Земли обетованной).

— Помню, Алекс.

— Лично я направляюсь в Каир. Предложу генералу Мюррею свои услуги. Мы будем поставлять британцам разведывательную информацию. А они нам за это уступят Палестину.

— Это не так уж глупо, как может показаться на первый взгляд, — заметил Авшалом. (Алекс взвился было: «Не так уж глупо, как может показаться на первый взгляд…»)

— Через Синай добираться рискованно, — сказал Арон.

— Если Авшалому это удалось, то мне и подавно удастся.

Со словами: «Алекс, Арон прав. Ты хочешь, чтобы я с ума сошла?» — Сарра обняла его и поцеловала.

Алекс стоял на своем:

— Что вы мне рассказываете. Через Лишанского бедуины сбывают английскую контрабанду. У него названных братьев пол-Негева.

— А ты не знаешь, что он в розыске? — Арон был близок к тому, чтоб повысить голос. — Под чужим именем живет?

— Почему под чужим? Послушать тебя, вообще без имени. Паренек из Метулы.

— Не спорь. Ты отправишься на пароходе под испанским флагом.

— И вернусь почтовым голубем… кстати, о птичках, это недурная идея, ее надо будет всесторонне продумать, — Александр сказал и сам засмеялся.

— Скажи, Алекс, а что ты тогда подумал? — спросила Сарра.

— О чем ты?

— Ну, когда Авшалома арестовали в Синае. О каких смелых домыслах Арон говорит?

— А я по себе сужу, сестричка. Знаешь, какие бедра у Анитры? И недорого[84]

.

Авшалом вспыхнул, как стог сена, в который ударила молния:

— Сарра, а ты бы в это поверила, не знай ты правды?

— А я ее и не знаю, Авшалом. Но я бы тебя простила.

— Мы свои, сестренка, — сказал Александр, — совсем свои. Чего нам лгать. Несокрушимый Израилев лживых истребит.

Сарра сразу вспомнила Тову.

— Это Сэфер Шмуэль.

Она почувствовала, как на нее сошла сила. Мессианская жена Сарра.

— Несокрушимый — Израилев — Лживых — Истребит. НИЛИ[85], — она встала. — Так мы будем отныне зваться. Арон, ты слышишь меня?

— Да. Надо решить, на кого можно положиться, — раз. И второе: в чьей помощи из тех, на кого можно положиться, мы нуждаемся. Желательно какое-то отношение к армии, к железнодорожным узлам, к офицерским клубам, к армейским госпиталям. Нам нужны глаза и уши.

— Арон, ты слышал, что я сказала? Ты согласен, что мы будем так называться — НИЛИ?

— Я же сказал: да. Вы назовете людей. Проведем селекцию, отберем нужных, оставим резерв, остальное отсеем. Те, кого мы отберем, тоже предложат своих людей. И так далее. Как с семенами.

Ядро (гарьин) состояло из них четверых (гарьиним — семечки). И еще — пятерых, пользовавшихся их полным доверием. Значит, «паренек из Метулы», по-другому уже не называли Лишанского (лишенный имени, он лишен — в глазах Сарры — телесности: этакое привидение, фосфоресцирует в темноте). Еще двое военных: юзбаши Эйтан Белкинд, фактически положивший начало их борьбе, и колагасы Мойше Нейман, военврач, который освидетельствовал Авшалома в тюрьме. Франт, парижанин — таких арестантов беэр-шевская тюрьма и в глаза-то не видела, в забранные чугунными ресницами глаза.

Пяти минут не прошло, как обнаружилось единство взглядов у Авшалома с врачом, а на шестой минуте колагасы шепотом воскликнул: «Скоро Перерезанное Горло (Румелихисар) будет наше!», позабыв, что на нем «не наш» мундир.

Арон без колебаний назвал «повелителя колесницы».

— Не сомневаюсь в преданности Насера Анема. Он дает ее до пятнадцати литров в день. А узнает, кто наши враги, станет абсолютным рекордсменом. Маронитам есть за что мстить туркам.

— Арон, ты настоящий Аронсон. Ты, я да Сарра. Против нас ты гой, Авшалом. Ты хоть знаешь об этом?

— Прикажешь пройти гиюр? Надеешься, что меня дополнительно укоротят?

— Прекратите уже оба выпендриваться передо мною. Я предлагаю Рафаэля Абулафию и Тову… нашу Тову. Что ты скажешь, Арон?

— Твою Тову?

Если Рафаэль Абулафия никаких нареканий не вызывал, то проку от Эйндорской волшебницы Арон не видел.

— Но у нее есть мацлема, — это слово уже было в еврейском языке. — А если понадобится что-то сфотографировать? И потом все сбывается, что она говорит.

— У Авшалома тоже есть мацлема, — сказал Арон.

— С незапамятных времен все разведслужбы держат гадателей, — поддержал Сарру Авшалом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза