— Несколько лет тому назад... Тогда в Шанхае увеличилось количество преступлений. Большинство из них совершалось бандой, руководимой одним знаменитым преступником. Мне удалось схватить его, и он был казнен на основании моих показаний. Так вот, эта шайка носила название «Радостные сердца». Вы, вероятно, слышали, что китайские разбойничьи шайки большей частью носят фантастические названия... У этих «Радостных сердец» было обыкновение оставлять на месте преступления свой знак, можно сказать, свою визитку. Красные бумажки вроде этой, только буквы написаны от руки. Такие бумажки покупались потом в качестве сувениров, и были любители, платившие за них большие деньги, пока один предприимчивый китаец не дал их размножить в типографии, так что они свободно продавались в любом писчебумажном магазине Шанхая, как открытки.
— Интересно, — заметил Кресвель, — а это точно такая же карточка?
— Да, такая же. Но Бог ее знает, как она сюда попала. Это, во всяком случае, достаточно ценная улика.
Кресвель подошел к шкафу, отпер его и достал оттуда небольшой чемоданчик, он поставил его на стол и открыл.
— А взгляните-ка на это, Тарлинг.
В чемодане лежало нечто, забрызганное кровью. Тарлинг сейчас же увидел, что это ночная сорочка. Он взял ее в руки, внимательно разглядывая. На белой шелковой рубашке кроме двух вышитых маленьких веточек незабудки не было ни кружев, ни иных украшений.
— Это та самая, — сказал инспектор, — что, как вам известно, была обмотана вокруг его груди. А вот и оба носовых платка.
Платки были настолько сильно окрашены кровью, что опознать их вряд ли представлялось возможным.
Тарлинг поднес рубашку поближе к свету.
— Да, метки прачечной на ней не видно, — сказал он.
— Нет.
— И на платках тоже нет меток?
— Нет.
— Мне кажется, что эти вещи принадлежат молодой одинокой'даме, не обладающей большими средствами, но с хорошим вкусом. Видно, что она любит хорошее белье, однако не чересчур роскошное...
— Откуда вы все это знаете?
Тарлинг рассмеялся.
— Ну, это просто, — сказал он. — Раз нет меток прачечной, значит, она свое шелковое белье стирает дома, так же, по-видимому, как и платки. Отсюда я делаю заключение, что эта особа не избалована земными благами. Но шелковая ночная сорочка и платочки тончайшего батиста говорят о том, что мы имеем дело с дамой, обладающей хорошим вкусом и разбирающейся в качестве вещей.
— Может быть, вы, дорогой Тарлинг, сделали и другие открытия, которые приблизили бы нас к окончательным выводам? ,
— Кое-что... Есть сведения, что мистер Лайн имел серьезную ссору с одной из своих служащих, с некоей мисс Одеттой Райдер...
Тарлинг глубоко вздохнул. Он сказал себе, что не годится сыщику так много размышлять о даме, с которой он всего-навсего поговорил с полчаса и которую совершенно не знал неделей раньше. Но так или иначе, а девушка произвела на него более глубокое впечатление, чем ему показалось сначала. У этого человека, чьей жизненной целью было раскрывать преступления и ловить преступников, оставалось слишком мало времени, чтобы интересоваться женщинами. Но встреча с Одеттой Райдер стала для него откровением.
После минутной паузы, он продолжал:
— Я случайно узнал об этой истории, и знаю даже ее причину...
Тарлинг вкратце рассказал инспектору, при каких обстоятельствах он встречался с Торнтоном Лайном несколько дней назад. Потом он принял равнодушный вид, хотя в душе далеко не был равнодушен, и спросил:
— У вас есть улики против этой девушки?
— Нет, — ответил Кресвель, — никаких определенных данных, говоривших бы против нее, нет. Только вот Сэм Стей все время ругает ее. И хотя он не обвиняет ее в убийстве прямо, но намекает, что в известном смысле она ответственна за это. Но он не мог сказать ничего конкретного. Сперва я даже удивился, что он вообще знает об этой девушке, но теперь готов допустить, что он пользовался неограниченным доверием Торнтона Лайна.
— Какого мнения вы, инспектор, о Сэме Стее? У него вообще-то есть ли алиби? Где он провел последнюю ночь и сегодняшнее утро?
— Он показал, что в десять часов вечера зашел к мистеру Лайну на квартиру, и тот в присутствии швейцара дал ему пять фунтов. Оттуда он отправился к себе домой, в Ламбет, где вскоре лег спать. Все наши розыски до сих пор подтверждали его показания. Мы допросили швейцара Лайна, и его показания сходятся с показаниями Стся. Стей ушел из квартиры Лайна в пять минут десятого. А ровно через полчаса Лайн и сам вышел из дому. Он сказал швейцару, что собирается в клуб, и уехал в своем маленьком двухместном автомобиле.
— Как он был одет?
— Да, я и забыл... Это важно! До девяти вечера он был в вечернем туалете. После ухода Стея, он переоделся в ту одежду, в которой его нашли мертвым...
Тарлинг закусил губу. Кресвель помолчал и добавил:
— Так вот я и думаю, зачем бы он стал заменять смокинг сюртуком, если бы действительно имел намерение отправиться в клуб?