Тайна жёлтых нарциссов

Сначала дуло револьвера устремилось на доктора, потом оно перешло на Шмидта... Но это было лишь угрозой. Оружие опустилось, и раздалась целая серия выстрелов и взрывов, заглушивших мотор. Завладевший рукописью незнакомец всадил все шесть пуль в шины серого «фиата».

Проклятья Шмидта перешли в отчаянный хохот.

— Зря стараетесь! — закричал он. — Шина и так уж пробита! Поберегли бы пули!

И он затормозил так сильно, что доктор стукнулся о переднее сиденье.

— Нет, — сказал доктор, — он знает, что делает. Одну шину можно сменить по-быстрому, а вот когда все прострелены...

«Фиат» остановился на обочине, и тишина после грохота и гвалта последних минут показалась сказочно неправдоподобной. Красный глазок зеленого авто маячил на расстоянии сотни метров, и расстояние это, разделявшее преследуемых и погоню, все увеличивалось и увеличивалось. Но все еще можно было видеть, что итальянец продолжает читать газету.

— Ну нет, игра еще не сыграна, — прошипел Шмидт. — Хорошо смеется тот, кто смеется последним. До скорого, приятель! — И, взглянув на простреленные шины, добавил: — Да, нелегко нам придется теперь! Сегодня продолжить путь нам не удастся, это ясно... А все же с револьвером-то он обращаться умеет. Вот, полюбуйтесь.

И он обратил внимание доктора на серию дыр в обеих шинах передних колес.

— Надо признать, что он и вообще ловкач, — заметил доктор. — Так что же делать? Сегодня нам уж точно его не настичь. Но раз мы знаем, куда он держит путь, надежду терять нельзя...

— Мы знаем, куда он держит путь? — переспросил шофер с ноткой сомнения в голосе. — Разве с этим человеком можно что-нибудь знать наверняка?..

— Да... Я тоже об этом думал сейчас. Он не свернул на проселочную дорогу, ведущую к швейцарской границе от Бом-ле-Дам, и это означает только одно: он полагает, что все пограничные пункты предупреждены мною. Поэтому избрал другой маршрут, он мчится к итальянской границе — своей родине!

Шмидт восторженно присвистнул:

— Вот это да! Он рванул в Италию! Ну, ничего, дружок, мы с тобой еще встретимся!

И он сжал кулаки, грозя вслед исчезнувшему автомобилю.

— Ну, ладно... Ничего другого не остается, как поискать пристанища и расположиться на ночлег. Поспим пару часиков — это нам обоим пойдет на пользу.

И они покинули автомобиль и направились в соседнее селение, расположенное в нескольких сотнях метров от места происшествия. После недолгих поисков они набрели на небольшую гостиницу, в которой и заночевали.

На следующее утро Шмидт постучал в комнату доктора и сообщил, что машина в исправности и можно отправляться в путь. Стрелки часов показывали шесть.

Водитель успел разыскать мастерскую и купил две новые шины. Доктор, не сказав ни слова, оплатил счет и спустился вниз.

Но когда доктор собирался сесть в автомобиль, его охватили сомнения, столь часто настигающие людей по утрам. Он вдруг ужаснулся своим поступкам последних часов. «Какое безумие!—думал он. — Я, всеми уважаемый член врачебной корпорации в Амстердаме, ношусь по дорогам в погоне за каким-то итальянским плутом, похитившим рукопись и вооруженным до зубов бутылками и револьверами. А французская полиция вот-вот схватит меня самого, ведь все считают похитителем меня. Нет, нет, это безумие! Будь во мне хоть капля здравого смысла, я бы сейчас же повернул обратно и поехал бы в Бом-ле-Дам, а оттуда — в Невшатель».

Но постепенно быстрая езда и дуновение утреннего ветерка рассеяли эти мысли.

«Эта погоня, — сказал себе доктор, — начинает даже забавлять меня. Мне кажется, что в конце концов я решу задачу, ради которой приехал в Страсбург. Ничего, что ради этого мне пришлось ринуться в приключения... И вообще, разве я не сын народа, вот уже столько столетий обреченного на странствия?»

В Безансон преследователи прибыли незадолго до семи часов утра, и Шмидт привычно осведомился около заставы, не проезжал ли здесь большой зеленый спортивный автомобиль.

Недалеко от шлагбаума доктор заметил газетный киоск. Он решил воспользоваться несколькими минутами остановки и запастись газетами, в конце концов, даже в его положении следовало знать, что происходит на свете.

Первый же столбец газеты поведал доктору, что он стал знаменитостью, имя его стало известно всей Франции. Печатный орган Безансона называет его «ученым вором», добавляя к этому определению еще несколько нелестных эпитетов. Газета, правда, отдавала должное его смелости и ловкости, но заключала статью грозным требованием пересмотреть законы, столь снисходительные ко всякого рода иностранным плутам и аферистам. Рукопись, пропавшая из страсбургской библиотеки, именовалась предметом «неисчислимой ценности», поэтому подчеркивалось, что похититель ее нанес государству «непоправимый ущерб».

Итак, доктор оказался теперь в категории иностранцев, «прибывающих в прекрасную Францию с единственной целью: обобрать страну, оказавшую им свое гостеприимство и доверившую им свои национальные ценности».