— Очень может быть, что возрос... Да и здесь кое-чьи счета поубавятся, — мрачно проговорил Шмидт. — Мне кажется, левая рука того чернявого нуждается в серьезной починке. Разумеется, они еще и в полицию пожалуются, будто мы заварили эту кашу. А полиция, конечно, поверит не нам, а им, мы-то ведь укатили. — Потом добавил: — Да уж, нечего сомневаться, за нами теперь вышлют погоню.
Доктор снова покраснел, но и теперь, на егй счастье, спустившаяся тьма помогла ему скрыть свое смущение и щеки цвета спелой клубники. Разбитый фонарь тускло освещал путь, и машина медленно ползла вверх по дороге. И здесь им пришлось познакомиться со следующим сюрпризом итальянца.
Примерно на уровне головы путешественников была натянута проволока — доктор ее заметил в последнее мгновение. План итальянца, несомненно, увенчался бы успехом, если бы не свойство глаз доктора, днем видевших весьма посредственно, но зато ночью обретающих зоркость кошки.
Доктор успел заметить проволоку в последнюю минуту. Крикнув Шмидту, чтобы тот нагнулся, доктор ухватился за тормоз. Машина остановилась, и протянутая через дорогу проволока задрожала прямо перед Шмидтом, над радиатором.
Эту ночь они провели в Шамбери, рассчитывая встретить делла Кроче в одной из гостиниц. Но надежда эта не оправдалась, итальянец, очевидно, предпочел расположиться на ночлег где-нибудь поближе к Италии.
Пока они спали, машина была приведена в порядок, и часов в пять утра они снова пустились в путь. Первые лучи восходящего солнца, словно жертвенный огонь, зарделись на вершинах гор, и туман, окутывавший долину, уже почти рассеялся. Разыгравшаяся между людьми борьба казалась сном, канувшим в прошлое и забытым. Но обстоятельства вскоре напомнили доктору, что это не сон.
Примерно в семь утра машина доктора въехала в небольшой городок Сен-Жан-де-Морьенн, и здесь делла Кроче в третий раз напомнил о себе.
Едва успели они подъехать к заставе и задать свой обычный вопрос, как чиновник кликнул жандармов и те приблизились к серому «фиату». Один из них подошел к доктору, положил руку на его плечо и вполне официально спросил:
Вы доктор Ц. из Амстердама. Вы признаете это?
И прежде чем доктор успел вымолвить хоть слово, он строго сказал:
— Не вздумайте запираться, это бесполезно. У нас есть точное описание вашей внешности. Вы обвиняетесь в присвоении государственного достояния.
И, повернувшись к Шмидту, он добавил:
— А вы обвиняетесь в соучастии.
Доктор опустил голову, боясь встретиться взглядом со своим «соучастником». Затем негромко осведомился:
— Разрешите узнать, вас предупредили, что я здесь проеду?
— Да, — ответил один из стражей законности и порядка. — Господин, проехавший здесь час назад в зеленом автомобиле, сказал нам, что вы, должно быть, изберете этот маршрут. Он прочел в газете сообщение о краже манускрипта и опознал вас. Он думает, что вы направляетесь в Италию.
— Но ведь этот человек и является вором, — вскричал доктор. — Я преследую его от самого Страсбурга. Я невиновен, клянусь вам, невиновен!
Жандармы расхохотались. Доктор, глядя на них, понял, что объяснять им что-либо и уговаривать их совершенно бессмысленно.
Шмидт укоризненно смотрел на доктора.
— Хотя бы со мной вы могли быть откровенным, — сказал он. И больше ничего не добавил.
— Шмидт, дорогой мой друг, я не обманывал вас, поверьте хоть вы! Это он — вор, иначе зачем ему убегать? Нас задержали, да, но все разъяснится. Вот ведь какие шутки играет с нами судьба...
Грозный окрик жандарма принудил доктора умолкнуть. Вслед за этим доктора и Шмидта доставили в городок и посадили под арест. А их автомобиль отогнали в соседний гараж.
Предсказание астролога сбывалось.
Под аркадами струился непрерывный людской поток. Едва ли не половину площади занимали столики.
В воздухе шумели голубиные крылья. Наступил «голубой» час, час сумерек, и Венеция погрузилась в сладостную дремоту.
Венеция покоилась, мирно сложив свои белые, холеные, как на портретах Тициана, руки. Лишь однажды в истории республика стряхнула с себя эту сладкую негу и потянулась к мировому могуществу. В течение ряда лет собирала она сокровища, как собирают спелые плоды, чтобы потом снова расстаться с ними.
В один прекрасный день королева Адриатики пробудилась ото сна и увидела, что она бедна. Но и это не спугнуло с ее лица улыбки, она лишь плотнее закуталась в свою кружевную даль. С отрогов Альп повеяло холодом. В одно обыкновенное утро в город въехал небольшого роста человечек с грозным профилем. Гордая Венеция удивленно продирала глаза после сладкого сна.
Бесцеремонный человечек проник в самое сердце города, туда, куда не проникали, благодарение Господу, ни гунны, ни вандалы, ни готы. Человечек отобрал у сонной красавицы остатки ее былых богатств, не удостоив ее даже взглядом. И затем он выдал ее, беспомощную и безоружную, врагу, подстерегавшему на другом берегу Адриатического моря.
Прошли годы.