Тайна тринадцати апостолов

В центре мастерской стояла большая круглая печь, перед которой колдовал чернобородый великан в кожаном фартуке. В руках у него была длинная трубка, на конце которой трепетала капля переливающегося цветного стекла.

Великан поднял трубку вверх и припал к другому ее концу губами, как горнист, собираясь играть побудку, приникает к своему инструменту. Стеклянная капля начала разрастаться, пухнуть, как распускающийся цветочный бутон. Мастер легкими виртуозными движениями прикасался к ней, подправлял специальным инструментом — и стеклянная капля на глазах превратилась в бокал на высокой ножке, переливающийся всеми цветами радуги.

Еще несколько волшебных движений — и мастер отщипнул бокал и поставил его на каменную полку.

Отерев локтем пот, он повернулся лицом к Старыгину и широко улыбнулся:

— Вот так мы и работаем! Так работали мой отец, и мой дед, и дед моего деда… и мой сын работает так же, и сын его сына будет работать, когда подрастет, — а в чем еще смысл жизни, как не в том, чтобы принимать дар от отца и передавать его сыну?

— Я слышал, что ваша мастерская открылась здесь больше пятисот лет назад?

— Точно! Пятьсот лет, даже немножко больше! У нас — самая старая мастерская на острове!

— А как же Реджини?

— Реджини? — Бородач поморщился, улыбка слетела с его лица, сменившись презрительной гримасой. — Неужели вы верите тому, что болтают эти выскочки? Они переехали сюда всего триста лет назад, и как вы думаете — откуда?

— Откуда? — переспросил заинтересованный Старыгин.

— Из Пизы! Можете себе представить? Что может знать о стекле человек, чьи предки родились в Пизе? Они даже простую башню не смогли толком построить, того и гляди она завалится!

— Надо же! — вежливо поддакнул Старыгин. — А у вас в мастерской осталось что-нибудь со времен ее основания?

— С чинквеченто? С шестнадцатого века? Сейчас я покажу синьору, и синьор убедится, что я не говорю пустых слов! — Великан вытер руки и лицо чистым полотенцем и пошел в глубину мастерской, поманив за собой Старыгина.

Они прошли мимо полок, заставленных бокалами и чашами, пузатыми графинами и кубками, стеклянными рыбами и цветами, и остановились перед задней стеной мастерской.

— Вот, синьор! Что вы скажете об этом? — Стеклодув гордо показал на прислоненную к стене стеклянную пластину.

Старыгин понял, что перед ним — старая, очень старая вывеска. Вывеска, некогда украшавшая вход в эту самую мастерскую.

Верхняя часть этой пластины представляла собой название мастерской, разноцветные стеклянные буквы, ветвясь и переплетаясь, складывались в слово «Чинтовеккия», как и на той вывеске, что была сейчас над входом. Только буквы были немного другими — более вычурными, с намеком на готический шрифт.

А ниже названия… в первый момент Старыгин не поверил своим глазам. Ниже названия он увидел сделанную из цветного стекла сцену — застолье. «Тайная вечеря», очень похожая на картины Тинторетто, которые видел Старыгин в венецианских церквях.

Целую бесконечно долгую минуту Дмитрий Сергеевич молча стоял перед стеклянной картиной, мысленно сравнивая ее с оригиналом. Точнее, с несколькими оригиналами.

— Скажите, — произнес он наконец севшим от волнения голосом. — Скажите, по чьему рисунку ваш предок делал эту композицию?

— По чьему рисунку? — Мастер пожал плечами. — А бог его знает, по чьему… все-таки пятьсот лет прошло! Прадед говорил, что и правда рисунок для вывески делал какой-то художник с большого острова. Или не художник, а красильщик…

— Сын красильщика, — поправил его Старыгин. — Тинторетто.

— Может, и сын красильщика, — охотно согласился стеклодув. — Я же говорю — пятьсот лет прошло, кто сейчас что-то знает? Но если вы, синьор, хотите купить эту вывеску — так я вам сразу говорю: даже не пытайтесь. Мы ее ни за что не продадим. Ни за какие деньги. Ее же делал прадед моего прадеда. Ко мне тут уже подкатывался один богатый американец из большого музея — предлагал хорошие деньги. Но я ему сразу сказал — прошлое не продается!

— Нет, я вас хорошо понимаю и не собираюсь покупать эту вывеску. Тем более что у меня нет таких денег. Но позвольте мне ее сфотографировать?

— Это — ради бога! Почему не позволить? Пусть люди в других местах любуются на такую красоту.

Старыгин сделал несколько снимков вывески в разных ракурсах. Помня неудачу с фотографиями в церкви Сан-Деметрио, он на всякий случай сразу же проверил эти фотографии, убедился, что они получились вполне отчетливыми, и отправил их на собственную электронную почту — вдруг что-то случится с его телефоном.

Рассматривая фотографии, он увеличил одну из них и увидел два слова. Эти слова были вырезаны ножом на столе перед одним из сотрапезников:

Segui sangue.

Следуй за кровью.

Найдя эти слова на стеклянной вывеске (там они были едва различимы), Дмитрий спросил стеклодува:

— Что значит эта надпись?

Мастер пожал плечами:

— Не могу сказать точно. Я сам не раз думал об этом. Возможно, мой предок хотел сказать, что мы, все его потомки, должны делать свое дело, следуя завету предков, должны следовать за своей кровью и совершенствоваться в мастерстве…