– Павел Игоревич, – сказал Архангельский, пристально глядя на Брагина, – посмотрите на подсудимую. Не ее ли вы видели в ту ночь?
Брагин не шевелился и с глуповатой улыбкой молча смотрел на прокурора, словно умоляя не просить его об этом. В зале воцарилась гробовая тишина. У стекла одного из окон зажужжала муха.
– Павел Игоревич? – нарушил тишину Архангельский, не спуская глаз со свидетеля. – Я напоминаю вам об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний.
За окном в затягивающееся свинцовыми тучами небо вспорхнула с земли стая ворон, которые, звучно хлопая крыльями, стали кружить над пустырем.
Брагин хотел сглотнуть слюну, пытаясь протолкнуть ком в пересохшем горле, но не смог. Переминаясь с ноги на ногу, он медленно повернулся к столу, за которым сидели Хилер с Корчагиной. Взглянув на подсудимую, он мигом отвернулся обратно к прокурору:
– Не знаю, господин начальник, не помню. Хоть убей, не вспомню.
– Хорошо, – с досадой выдохнул Максим. – Что было потом?
– Потом? А вот потом было совсем странное дело. Она, значит, над мужичком стоит и что-то бормочет. Что – уж я не слышал. Ну и утопленник встал… Вот взял и встал на ноги. Уж не знаю теперь, утопленник он был или они просто купались там. Но тогда я, честно, так перетрусил, что в обморок там за деревом и свалился. Земля из-под ног ушла от этой картины. Хотя у нас тут в селе чего только не насмотришься.
После этих слов Брагин трижды перекрестился.
– А как выглядел мужчина? – спросил Максим.
– Мужик здоровый был. Упитанный такой. За центнер-то небось точно весил. А физиономии его я тогда не видел.
Когда Архангельский закончил свои вопросы, слово было предоставлено защите.
– Павел Игоревич, скажите, – начала Корчагина, – а что вы ночью делали на Ватажке?
– В гостях был у товарища. Он пенсию получил.
– Таак, хорошо, – Анна Сергеевна записала что-то на бумаге. – Напитки, наверное, распивали с товарищем спиртосодержащие? Ивáнов день как-никак – такой праздник хороший.
– Не без этого, – ответил Брагин, пожав плечами. – Литрушку самогона за вечер скушали.
– Ну! Разве ж кто спорит. Святое дело, – не унималась Корчагина в задорном упоении ехидничеством. – А вечер ваш с какого времени тогда начался?
– С какого, с какого, – снова пожал плечами Брагин. – Часов с пяти вечера сидели, не раньше.
– Ого, это ж почти одиннадцать часов трапезничали! Скажите-ка, Пал Игорич, положа руку на сердце, нормально хватает литрушки-то на одиннадцать часов?
Брагин замялся и заерзал на месте.
– Да пили и пили, – подбодрила его Корчагина, – никто же вас не осуждает за это.
– Наверно, две… литрушки, – сдался Брагин.
– Ага, все-таки две литрушки, – повторила она, не скрывая нравственного удовлетворения. – Наверное, и закуска хорошая на столе была?
– Да че там, – махнул рукой Брагин. – Палка колбасы была да булка хлеба. На три литра маловато.
– Мда. Не густо. Особенно если на три. А до этого выпивали? За день.
– Не припомню, товарищ облакат.
– Запои бывают у вас?
– Да не сказал бы…
– Вы уверены, что отчетливо видели происходящее на берегу? Может, это белочка была, а не эти купания, о которых вы рассказали нам сейчас?
– Ну, нет, какая белочка. Говорю, что сам видел.
– Я почему спрашиваю-то. Вы сказали, что у вас в селе чего только не насмотришься. Это вы что имели в виду?
– А чертовщина разная тут делается. То летают тут колдуньи, то в хатах шабаши устраивают. Всякое бывает.
Максим вспомнил, как в день знакомства с Брагиным тот рассказал ему, что видел, как Хилер парила над забором его родственников. Совсем не хотелось бы, чтобы адвокат задавала сейчас уточняющие вопросы об этом. Это окончательно дискредитировало бы свидетеля и поставило под сомнение все его показания.
Но заведенной Корчагиной, очевидно, хватило уже и этого.
– Ваша честь, – обратилась она к судье, поднявшись с места, – у защиты ходатайство. Я прошу представить суду на обозрение характеристику с бывшего места работы свидетеля Брагина, подписанную руководителем рыболовецкой артели «Челюскинец».
Тут Архангельский уже не выдержал и, несмотря на то что не придумал, как возразить, тоже вскочил с места:
– Возражаю! В предмет доказывания по уголовному делу входят обстоятельства, характеризующие личность только обвиняемого, но никак не свидетеля.
– Ваша честь, – спокойно продолжила Корчагина, не обращая внимания на прокурора, – в предмет доказывания входят все факты и обстоятельства, установление которых необходимо для правильного разрешения дела. У защиты возникают сомнения в адекватности показаний свидетеля, который говорит об обстоятельствах, имеющих существенное значение для дела. Закон позволяет приобщать к делу любые документы, имеющие отношение к разбирательству. Препятствие защите в сборе характеризующего материала на свидетеля ограничило бы подсудимую в праве на защиту и уж никак не способствовало бы всестороннему, объективному рассмотрению уголовного дела.