Максим в очередной раз поймал себя на мысли, что допросы экспертов в суде часто вызывают у него головную боль на физическом уровне. Ему казалось, что с неменьшим успехом он понимал бы их, если бы они говорили на китайском. Но в то же время слишком часто переспрашивать, о чем они сказали, ему было неловко – боялся выглядеть глупо в глазах участников процесса. В таких случаях он зачастую опрометчиво успокаивал себя тем, что в суде теперь всегда ведется аудиозапись и секретарь все верно отразит в протоколе, к которому в дальнейшем можно будет обратиться за уточнением показаний.
– Константин Владимирович, все это не образовало у Хилер психотических расстройств? – аккуратно спросил он эксперта.
– Нет, выраженного слабоумия или психотических расстройств у Хилер не обнаружили и поставили магифренический синдром, так как были выявлены соответствующие ему признаки: сверхценные идеи мистического содержания, сильная эмоциональная вовлеченность в мистические убеждения, формальность критики к ним, сужение интересов за пределами своих магических идей и ограничение в связи с этим социальных контактов.
– А почему магифрения не классифицируется как клиническая психопатология? Эти расстройства, вообще, не исключают вменяемости?
– Магифрения не имеет морфологических признаков в головном мозге и выражается только через идеи и мировоззрение, что не позволяет однозначно классифицировать ее как клиническую психопатологию. Вменяемости она не исключает. Она скорее несет остросоциальную проблематику. У нас миллионы таких пациентов, которые тормозят прогресс общества. Если наступила засуха и урожай гибнет, надо брать в руки лопаты и копать ирригационные каналы, а не танцевать с бубном. Когда человек болен, нужно лечить его, укреплять его здоровье, а не молиться богам и доверять гомеопатии.
– Значит, в период инкриминируемого деяния Хилер осознавала фактический характер и общественную опасность своих действий?
– Совершенно верно, и могла руководить ими.
– Доходчиво, спасибо. У обвинения нет вопросов.
– Защита, – судья посмотрела на Корчагину. – Ваши вопросы эксперту.
– Спасибо, ваша честь, – сказала Анна Сергеевна судье и обратилась к психиатру: – Константин Владимирович, скажите, пожалуйста, человек с таким синдромом представляет опасность для общества?
– Если вы спрашиваете про обвиняемую, то конечно же, ведь она человека убила.
– Нет, подождите, – возразила Корчагина. – У нас еще не доказано, убивала ли она кого-то или нет. Давайте будем исходить не из фабулы постановления, которое вам следователь направил вместе с делом на экспертизу, а из фактических данных. Я ведь правильно понимаю, в вашу задачу входило определить психическое состояние моей подзащитной как на день исследования, так и на момент вменяемого ей деяния?
– Да, это так, – согласился эксперт.
– Тогда ответьте еще раз на мой первый вопрос, не принимая во внимание, что ей вменяет следователь.
– Здесь все строго индивидуально. В этом случае – нет, опасности для общества не представляет. Но если уровень сверхценных идей у Хилер трансформируется в бредовый, то может и представлять опасность.
– Ну, это уже будет совсем другая история, – заключила Корчагина. – Спасибо, у защиты нет вопросов.
На этом допрос эксперта был завершен, он покинул зал заседания, и следом за ним в дверь вошел участковый, который привел с собой мужчину потрепанного вида. Архангельский сразу же узнал в нем одного из обитателей села, с которым ему довелось познакомиться в свой первый день прибытия в Марфино. Это свидетель Брагин. Накануне вечером Архангельский сфотографировал копию протокола его допроса и скинул фото участковому Кадралиеву, попросив показать Брагину, чтобы освежить в памяти его показания во избежание возможных эксцессов в суде. Не самый честный прием в прокурорской практике, но зачастую это существенно укрепляет процесс представления доказательств стороной обвинения. Кадралиев уверил, что исполнит просьбу, поэтому сюрпризов не должно было быть.
Брагин был очень высокого роста, но сильно сутулился и шаткой походкой поплелся между рядов к центру зала после того, как участковый придал ему ускорения, слегка толкнув в спину. По инерции с каждым новым шагом набирая скорость, Брагин в один момент чуть было не упал на сидевших рядом слушателей. В зале раздался громкий гул негодования, смешанный с короткими смешками.
– Головной убор снимите! Вы где находитесь? – возмутилась судья, подняв голову на прибывшего.
– Извиняюсь, ваше высокопревосходительство, – виновато улыбнулся Брагин и стянул с головы грязную шапку. На нем по-прежнему были тот же рваный тулуп и старые поношенные ботинки. Кожа на его лице была сморщенной и обветренной. На его подбородке торчала белая, как высохшая трава, щетина.
– Как вы себя чувствуете? – серьезно спросила судья, глядя на него из-под очков.
– Благодарю, ваше высочество, прекрасно себя чувствую. – Брагин вцепился обеими руками в трибуну и на полтона ниже добавил: – Правда, это, поясницу вот дергает уже неделю…