Тайна сейфа

— Вполне разумное применение артиллерийского огня. Обе стороны обстреливают рабочий квартал. Кто бы ни победил, диктатор Париси или граф Пачули, но рабочий квартал будет снесен до основания. Это разумная, вполне государственная мера, в расчете на будущее. Все указанные мной пункты вы видите невооруженным глазом. В бинокль все вы можете разглядеть за насыпью на платформе группу всадников — штаб генерала Париси и его самого в белом мундире и на белом коне. Наши кинооператоры в данный момент снимают диктатора, объезжающего фронт и ободряющего свои войска. Другая группа кинооператоров снимает графа Пачули, произносящего ободряющую речь войскам. Подлинный текст речи вы увидите завтра на экране.

— Леди и джентльмены! Внимание! Четыре часа.

Над возвышенностью вспыхивает белое облако.

— Пушка. Сигнал. Внимание!..

Пушечные залпы с возвышенности. Пушечные залпы с насыпи… Артиллерийская дуэль. Присутствующие на колокольне припадают к биноклям. Леопольд Волькенкрацер верхом на перилах дирижирует канонадой, как настоящий дирижер симфонического оркестра. Старясь перекричать грохот, он кричит прямо в ушную раковину Корна:

— Смотрите, сейчас по программе газовая атака!..

Но между возвышенностью и насыпью происходит нечто непредусмотренное порядком программы. Тысяча вооруженных пиками желто-зеленых всадников скачет по вытоптанному кукурузному полю навстречу другой тысяче, скачущей к ним от насыпи с пиками наперевес.

Волькенкрацер бледнеет и грозит кулаком в сторону фронта.

— Мошенники!.. А газовая атака?..

Желто-зеленые всадники сближаются, и вдруг обе ленты всадников поднимают пики вверх, смыкаются, на несколько мгновений остаются неподвижными среди кукурузного поля и затем все вместе скачут к насыпи и переваливают через нее. В бинокль превосходно видно, как они охватывают платформу, окружая группу растерянного штаба фельдмаршала Париси. Вслед за этим оранжево-зеленое знамя диктатора делает несколько пляшущих взлетов в воздухе и пропадает из глаз.

Леопольд Волькенкрацер в совершенном бешенстве бросается к телефонному аппарату. Его пронзительный голос действительно заглушает затихающие раскаты канонады.

— База кинооператоров?.. Алло!.. База?.. Алло!.. Что такое там случилось?..

Все присутствующие на колокольне замирают на месте, напрягая слух. Несколько нечленораздельных восклицаний Волькенкрацера, затем он кричит:

— Политика?!.. О, будьте вы трижды прокляты!.

— Что случилось?

Он почти задыхается:

— Этот дурак Париси слишком зазнался… После того, как… как палата вотировала концессию Трипля, он больше не нужен… Посол Альбиона прекратил выплату ему субсидии… Этот осел не уплатил своим войскам жалования… и они сговори… они сговорились с графом Пачули и сцапали Париси и весь его штаб… О, жулики!.. Трижды жулики. Сорвать генеральное сражение!.. Что скажет правление «Экстрафильма»? Я же говорил, что «Экстрафильму», а не Альбиону или Галикании имело смысл субсидировать всю эту лавочку…

В изнеможении он падает на стул и припадает к стакану содовой, который успевает поднести к его губам Тангль…

Густав Корн в полном недоумении бормочет:

— Как же… как же мне увидеть, Париси?

Волькенкрацер окончательно выходит из себя и восклицает с остервенением:

— Вы его увидите… вы его увидите на виселице,

* * *

Мог ли несведущий в вопросах политики энтузиаст-египголог предполагать, что на пути к разгадке замечательнейшего явления нашей эпохи, стратегическая диверсия, какую он видел с колокольни кафедрального собора в Па-рапамизе, отбросит его к исходной точке его розысков?

Даже если бы Корн внимательно прочитал пачку последних газет, то и тогда он не сумел бы предугадать такой странный и, в общем, внезапный финал событий, в течение двух месяцев занимавших внимание Европы.

Некоторый ключ к развязке этих событий дает цитата из статьи политического обозревателя официальной газеты «Альбион», скрывающегося под псевдонимом Квинтилиан.

МАТ В ДВА ХОДА