Тайна похищенной башни

— На моей памяти — никогда, — невозмутимо ответил старейшина Кетшан. — Мы мирный народ. Мы растим зерно и овощи, делаем атолан и обмениваемся плодами нашего труда с людьми. За последние сто миллентумов мы ни с кем не воевали.

— Но порох, однако, держали сухим… — хмыкнул Колобков, осматривая армию хумахов с высоты седла.

— Свод Тарэшатт учит нас, что лучше потратить время на выстругивание копья, а потом всю жизнь держать его бездельным, чем не потратить время, но потом умереть, не имея ничего, чтобы защититься.

— Это ты сейчас тост сказал, что ли? — наморщил лоб Колобков.

Рикардо грозно фыркнул, рассматривая тысячи грохочущих колесниц. Его сразу заинтересовали здоровенные форораки — крупные птички, упитанные. Вкусные, должно быть.

Гигантского хомяка тоже намазали маджи-маджи. Оля самолично прошлась с щеткой, не пропустив ни одного уголка. А потом строго наказала хомячку беречь папу. А папе — беречь хомячка.

Колобков неохотно пообещал.

Сейчас, восседая на огромном звере, похожем на белого медведя, Колобков почувствовал себя Чапаевым. Захотелось взмахнуть шашкой и заорать что-нибудь жизнеутверждающее. А оглянувшись на выстроившихся позади хумахов, он почувствовал еще и немалую гордость. Как ни крути, а у него под началом целое войско. Пусть Колобков тут и не командует, зато сидит выше всех.

— Я царь хуймяков!.. — загорланил он, вздымая к небу кулак. — Я царь хуймяков!.. Я царь… твою мать, какую же я ересь несу, самому стыдно…

Чертанов, кисло стоящий рядом, закатил глаза. Ему снова захотелось в седло. На спине гигантского хомяка как-то безопаснее. Но он просился уже трижды, и Колобков ему каждый раз отказывал.

Причем в третий раз — матерно.

— Когда начнем-то, мужики? — спросил Колобков у хумахов.

— Мы первыми в атаку не пойдем, — добродушно ответил старейшина Кетшан. — Им надо — пусть они и идут. А мы тут постоим.

— А они когда пойдут?

— Да вот сейчас в боевые порядки выстроятся, из луков нас расстреляют — а потом и в атаку пойдут.

— Ну давайте что ли тогда хоть песню споем, пока ждем. Дорогие мои хуймяки, дайте я вас сейчас расцелую, дорогие мои хуймяки, мы еще, мы еще повоюем… Гюнтер, подпевай!

— Als die goldne Abendsonne Sandte ihren letzten Schein… — охотно присоединился Грюнлау.

— Гюнтер, какого хрена ты не то подпеваешь?! — чуть не свалился с хомяка Колобков.

— Zog ein Regiment von… почему не то, Петер? Это есть народный немецкий песня…

— Это есть народный фашистский песня! Не пой ее!

Скрип колесниц окончательно смолк. Последняя заняла свое место в шеренге. Все Дабумбалы до единого подняли короткие луки. Тетивы стали медленно натягиваться…

Хумахи замерли совершенно неподвижно. Ни один не трогается с места. Не шевелятся длинные пушистые хвосты, не дрожат лапки, даже большие влажные глаза — и те словно остекленели.

— Шу-саааааааа!.. — проревел командир ара-ми-ллаадцев, резко взмахивая рукой.

Тысячи тетив запели комариным звоном. Тысячи стрел со свистом устремились в воздух. Дабумбалы торжествующе заревели, предвкушая быструю победу…

…и тут же смолкли. Стрелы вонзились в землю. Все до единой. В цель не попала ни одна. Все хумахи как стояли, так и остались стоять.

Дабумбалы пораженно загудели, рассматривая неподвижную линию вооруженных грызунов. Конечно, они особо и не целились — когда столько мишеней, мудрено не попасть хоть куда-нибудь. Конечно, многие стрелы должны были пройти мимо.

Но чтобы все?!

— Так, испытание в боевых условиях мазь прошла… — удовлетворенно пробормотал Колобков, на всякий случай нанося на кожу дополнительный слой маджи-маджи. — Теперь что?

— Теперь мы ждем второго залпа, — ответил Кетшан.

Он как в воду глядел. Справившись с первым удивлением, командир ара-ми-ллаадцев яростно закричал, командуя второй залп. Снова тысячи стрел понеслись прямо к хумахам. На сей раз лучники долго и тщательно целились, проводя поправку на ветер, выбирая самые заметные мишени.

На Колобкова нацелились по меньшей мере сто человек.

И снова — ни единого попадания. Многие стрелы прошли буквально на волосок — но ни у кого не осталось даже прорех на одежде.

— Что дальше? — спросил Колобков.

— Думаю, теперь они выстрелят еще раз, — предположил Кетшан. — Но после этого окончательно поймут, что это бесполезно.

И он снова оказался прав. В третий уже раз ара-ми-ллаадцы осыпали хумахов градом стрел — и все с тем же результатом.

Луки начали опускаться. Растерянные Дабумбалы принялись переглядываться друг с другом, озираться на командиров. Но те и сами оказались выбитыми из колеи.

Скрипнуло колесо передней колесницы. Один из воинов перехватил покрепче копье. Другой вытянул из-за пояса тяжелую деревянную палицу.

— Что насчет копий? — осведомился Колобков. — Они их метать не будут?

— Не будут. В Ара-ми-Ллааде копья и палицы используют в ближнем бою, луки — в дальнем. Не исключено, конечно, что именно сегодня они решат попробовать новый стиль, но я бы на это не поставил.