Тайна похищенной башни

Колобков, Фабьев и Грюнлау в рубке торопливо переговаривались, ища выход из положения. Передние триремы отделяют от «Чайки» уже какие-то метры. Медные «роскинго», облитые «вином демонов», уже поскрипывают на реях — и солдаты готовы в любой момент перерезать держащие концы.

Пусть только Наместник Эскадры подаст знак.

— Петр Иваны-ы-ы-ыч!.. — крикнул Чертанов, вбегая в рубку. — Вы… вы только послушайте… вы послушайте, что эти [цензура] старики сказали!..

— Серега, что-то ты сегодня много матом ругаешься, — недовольно покосился на него шеф. — Зря ты это. Это мне можно, или вон Петровичу, но ты же интеллигент все-таки.

Чертанов, запыхавшийся от стремительной пробежки, тяжело дышал, не произнося ни слова. Весь запал исчерпался вместе с первыми фразами.

— Так чего там у тебя?.. — поморщился Колобков. — Рожай давай, у нас последние минуты на исходе. Деды нам помогут чем-нибудь?

Отдышавшись, Чертанов ответил, что да помогут. А потом сказал, чем именно.

Колобков побледнел. Колобков покраснел. Колобков приобрел сходство с лопающимся от сока томатом.

А потом Колобков взорвался криком и бранью.

— ЧТО-О-О-О-О?!!!! — взревел он так, что вздрогнули даже гребцы на юберийских триремах. — Вы в любой момент могли снова вернуться обратно на Землю?!!! Вы чертовы уроды, вы чертовы уроды, вы ЧЕРТОВЫ УРОДЫ-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы!!!

Колобков орал и скандалил, он топал ногами и потрясал кулаками. Он никак не мог успокоиться. Его уже не заботили ни юберийские триремы, ни «роскинго», нависшие над палубой «Чайки», ни солдаты, поднявшие наизготовку луки. Его волновало только одно — проклятые старикашки, которых надо срочно, немедленно, сию же минуту вышвырнуть за борт!

Чертанов, Фабьев и Грюнлау повисли на разбушевавшемся капитане, но тот все равно никак не успокаивался. Брызгая слюной, он вновь потребовал от телохранителей немедленно пристрелить мудрецов. Всех троих и прямо сейчас! Гена с Валерой растерянно замялись, прекрасно понимая, что приказ трудноосуществимый.

— Шеф, мы… — пробасил Гена.

Закончить он не успел. С носовой палубы послышался протяжный звук, похожий на китовую песню. Небо из голубого стало многоцветным, как мыльный пузырь. Вокруг яхты на миг высветилась огромная окружность.

Гребцы на юберийских триремах закричали в страхе. Наместник Эскадры резко махнул рукой, повелевая обрубить держащие концы «роскинго». Маг Козима побледнел, делая шаг назад, его уста шевельнулись, готовые исторгнуть очередное Имя…

А потом все исчезло.

«Чайку» тряхнуло, словно девятым валом, земляне попадали кто куда, не в силах удержаться на ногах. И их взору предстало… солнце.

На небе вновь появилось солнце. Воздух перестал светиться сам по себе.

Более того, кроме солнца появился и горизонт. Океан перестал быть бесконечным. Небо вновь сошлось с сушей.

А у всех предметов появились тени.

Значит, это уже не Эйкр.

— Мы что, дома?.. — прошептал Чертанов, неверяще оглядываясь вокруг.

— Мы — дома, — пробурчал невесть как оказавшийся рядом Бальтазар. — Насчет вас не знаю.

— Я предлагаю навестить наших старых друзей! — радостно улыбнулся Мельхиор. — Кажется, они должны быть где-то в этом мире!

— А я предлагаю выпить чаю! — поддержал его Каспар. — У кого сахар? У кого… хррр-пс-пс-пс…

Колобков вздохнул и поскреб лысину.

— Кажись, и правда вернулись, — задумчиво произнес он. — Только вот куда?

«Чайку» по-прежнему окружают морские просторы. Хотя и неизвестно, какие именно. У Чертанова на миг замерло сердце — он сообразил, что мудрецы вполне могли зашвырнуть их и не на Землю, а… да куда угодно. Море — везде море. Вдалеке видна темная полоска земли, но что это за земля?

Однако уже через несколько секунд страх исчез. Фабьев заметил вдали судно. Небольшой прогулочный теплоход, идущий под украинским флагом.

— «Тарас Шевченко» называется, — произнес штурман, глядя в бинокль. — Все, Иваныч, отдыхаем. Мы в Черном море.

— Значит, таки вернулись, — произнес Колобков, благодушно ухмыляясь. — А что там за берег виднеется?

— Не видать пока.

— Петрович, а ты не видишь?

— Не, не вижу, — повернул голову боком Угрюмченко.

— Ну так чего сидишь? Слетай, да посмотри, орел ты наш!

— Ладно… Иваныч, слышь, а это что за дела-то?! — возмутился беркут.

— Что такое?

— Мы, значит, домой вернулись, на родину?

— Так.

— А я что же, получается, так птицей и останусь?! А родным это как же мне на глаза показаться?! А мужики чего скажут, если меня в перьях увидят?!

— Знаешь, Петрович, ты на эту тему сам думай, — рассудительно произнес Колобков. — Я вот на тех островах тоже много чего потерял. Ногу… тещу… ну, в целом хорошо прокатились.