Тайна баронета

– Неимоверно сложный. Клянусь, даже я бы на месте Дэйва двадцать раз подумал, прежде, чем принимать на себя такую ответственность, но он… он слишком добр, он не мог бросить тебя умирать, видел твои страдания и не мог не спасти. Чеслав прав – нас притягивает запах крови. Когда есть кровь, есть и боль, есть прошлое, приведшее к трагедии, а мы не можем пройти мимо этого. Такова наша суть, наша природа – мы обречены спасать тех, кто не может спасти себя сам. Ты думаешь, что хранение памяти – это приятное развлечение? Побегал в облике зверюшки, перекусил парой птичек – и доволен? Нет, Ричард, – Винсент отступил от оборотня и, пройдясь по комнате, серьезно продолжил, – Воспоминания, которые стирает хранитель памяти, никуда не исчезают, не болтаются в эфире, он принимает их на себя. И берет он не только сами воспоминания, – он забирает боль хозяина, хранитель памяти добровольно обрекает себя переживать ее сам, снова и снова, постоянно вспоминая, постоянно помня чужую боль и ощущая ее как свою собственную… Быть хранителем памяти – не дар, а проклятие. Я три сотни лет хранил одно-единственное воспоминание Эрика и, можешь мне поверить, это был нелегкий труд. А теперь представь, каково ему? – мужчина остановился, вновь пристально вглядываясь во внимающего ему оборотня, – Столько боли, так много лет!.. Как он выдержал все это, он, новичок в этом деле? И ведь он справился, он защищал тебя ото всех и ото всего, он был тебе самым верным, самым преданным другом, и, можешь мне поверить, таковым и остался. Имей же хоть каплю уважения и сочувствия, Ричард Лэрд, баронет Ренард Ламберт! Прояви то благородство, что тебе приписывают!

Ричард, последние слова собеседника выслушивающий, немного опустив голову, вскинулся. Темные глаза его полыхнули негодованием – его, человека, славящегося своим благородством, практически открыто обвиняли в отсутствии последнего! Для оборотня, способного разозлиться почти на ровном месте, да еще и пережившего только что заново самую большую трагедию в своей жизни, это было сильным ударом, немалым испытанием для его выдержки.

Не говоря ни слова, Лэрд резко шагнул вперед и, опрометчиво толкнув стоящего на пути хранителя памяти левым плечом, тихо зашипел от боли. А после, взбешенный своей неловкостью и глупостью еще больше, быстрыми, резкими шагами покинул комнату, напоследок сильно хлопнув дверью.

Друзья его остались в комнате. Татьяна, тихонько вздохнув, присела на стул и, потерев виски, неуверенно улыбнулась.

– Хорошо опять оказаться дома… – пробормотала она и, покосившись на дверь, за которой скрылся Ричард, перевела взгляд на Винсента, – Думаешь, он извиниться перед твоим учеником?

– Думаю, да, – ответ последовал почему-то не от хранителя памяти, а от молодого графа де Нормонд, – За прожитое с ним под одной крышей время я успел убедиться, что дядя Ричард – действительно благородный человек. Полагаю, твои слова достигли цели, друг мой. Но, Винс, учитель?..

– Да, дядя Винсент, ты был на редкость убедителен, – немного подделываясь под тон мужа, прибавила девушка и, неожиданно тихонько вздохнула, – Кто бы мог подумать, что мы с Эриком в памяти Рика обретем каждый по дядюшке… Но Эрик прав – ты никогда не упоминал о своем педагогическом опыте, и мне бы и в голову никогда не пришло, что ты был наставником Дэйва.

Де ля Бош повел плечами так, будто ему внезапно стало как-то неуютно.

– Это длинная история… – буркнул он и, повернувшись к двери, внимательно всмотрелся в нее, отстраненно продолжая, – Я был его учителем, его наставником много лет назад. Когда он был еще совсем юн, а маг, создавший его, тот, кто должен был бы обучить хранителя памяти и объяснить ему, как в какой ситуации следует действовать, увы, был убит… Я встретил его на своем пути совершенно случайно, потерянного, одинокого, я обучил его всему, что знал сам, и был уверен, что он станет хорошим хранителем памяти… – Винсент неожиданно скрипнул зубами, – А этот неблагодарный мальчишка сбежал, не доучившись! Ему, видите ли, надоели мои сентенции, его тянуло на вольные хлеба, и он удрал… а потом встретил, на свою голову, Ричарда.

Тем временем, Ричард, характеризованный как «сложный случай», покинув собственную комнату со столь угрожающим выражением, до такой степени разгневанный словами старшего из хранителей памяти, обращенными к нему, оказавшись в коридоре, как-то быстро остыл.

Дэйв стоял возле большого окна и, сжав рукой ворот собственной рубахи, смотрел в него невидящим взором. Оборотень, вспомнив, что пиджак ему верный друг накинул на плечи, когда они все вместе мерзли в недрах его памяти, и что этот самый пиджак он благополучно сбросил на пол, оказавшись дома, испытал стыдливое смущение.

– Дэйв… – голос прозвучал странно хрипло, однако, исправлять это мужчина не пожелал. Хранитель памяти не обернулся, и Лэрд, испытывающий все большую и большую вину, осторожно приблизился к нему, неуверенно, почти робко касаясь ладонью его худого плеча. Молодой человек вздрогнул и, закусив губу, медленно перевел взгляд на подошедшего хозяина.