Таймер

В 94-й Миша с компанией. Я почти уверен, что он, как всегда, обитает в оазисе тишины, куда прилетают обрывки громких возгласов, словно порывы сухого жаркого ветра с песком или бесцельно мчащееся перекати-поле.

А в 96-й… В 96-й та самая причина, по которой я соврал Тане. Я отправил ей смс: написал, что уехал, а сам остался в Ямгороде.

Я взбежал по ступеням до Мишиной квартиры и снова затарабанил в дверь.

– Эй, эй! – орал я, намереваясь высадить дверь плечом. Но куда мне против металла! Дверь даже не шелохнулась.

Послышалась возня с замком. Я на всякий случай отошёл, чтобы меня не ударили створкой или не облили пивом, или, например, не обдали огненными брызгами от какого-нибудь ручного фейерверка. Кто знает, чего от них ожидать, от гуляк Мишкиных…

Дверь мне открыл сам хозяин. Тот час же лестница огласилась звуками грохочущей музыки, звоном бутылок и многоголосьем.

Мишка придерживал на бёдрах узкое полотенце для лица, которое в сущности нисколько не прикрывало его наготу. Он смотрел на меня полуприкрытыми глазами, затёкшими мыльной пеной. Волосы на голове сложились в причудливую причёску, зафиксированную шампунем. На пол с Мишки ручьями стекала вода. Вероятно, я вытащил его из душа. Хороша же гулянка: даже в ванной меня услышали быстрее, чем в комнате.

– Заходи,– Миша махнул рукой в приглашающем жесте и отпустил полотенце, несколько на ощупь возвращаясь под тёплые струи.

Я постучал в дверь ванной.

– Ау? – донеслось в ответ.

Хохот, матерщина, звон бутылок носились по квартире, словно игрушечные цыплята с неисчерпаемым заводом. Девичий хор ни в склад, ни в лад подпевал нашумевшему хиту лета. От родного мотива и текста в их редакции остались только отдельные слова и ноты.

– Миш,– я заглянул в ванную. Сосед был скрыт от меня изумрудного цвета целлофановой занавеской, бесстыдно льнущей к мокрым бёдрам.

– Проходи, не стесняйся. Мыться будешь? – он чуть отодвинул занавеску, шутливо предлагая присоединиться.

– Нет, спасибо.

– Тогда пивка возьми. Вон, на полу.

И всегда-то у него пиво наготове! Разумеется, на полу была банка, а не само пиво. Хотя, признаюсь, не удивился бы, если б Миша предложил мне полакать из лужи. Я потянул серебристое колечко – угощусь, чего ж отказываться?

Душ Миша принимал горяченный! Ванная была вся в пару. Прислонившись к стиральной машинке (почти усевшись на неё), я сделал глоток пива.

– Миш, кто живёт в 96-й квартире? Вернее, не так. Кто живёт, я и так теперь знаю. Видел её…

– Ну вот она и живёт,– Миша тёрся мочалкой, беспутная занавеска не оставляла посягательств на его обнажённое тело.

– Хорош! Ты же понимаешь, о чём я. Расскажи мне о ней!

– Что, понравилась? – этот целлофановый Шрек с мочалкой чуть было не съездил мне по физиономии локтем!

– Да,– я не стал отпираться,– влюбился. С первого взгляда. У тебя так бывало, Миш? Хотя только мельком видел её лицо.

Он выключил воду, отдёрнул занавеску, превратившись из мультяшного зелёного обитателя болота в розовощёкого пупса, и потянулся за полотенцем.

– Слезь.

Я отошёл от машинки, отдав ему махровое полотнище.

– Умой лицо,– на бровях его и немного на волосах ещё лежали остатки шампуня, отчего он походил на Деда Мороза.

– Хорошо смотримся. Ты с пивом, я тут тебе танец живота устраиваю,– хмыкнул он, ополаскивая лицо.

– Ага,– поддакнул я,– так кто она?

– А почему ты у неё про неё же не спросишь? Зашёл бы к ней так же… в ванную.

– Не знаю, Миш. Волнительно как-то. К остальным без раздумий в гости напросился, а к ней не могу так.

Миша взял из моих рук банку, со вкусом втянул половину её содержимого крупными жадными глотками.

– Вера её зовут,– поделился он, утерев губы.– Игрушками торгует на рынке. Сама свяжет, сама и продаст. Это всё, что я о ней знаю. А вообще,– он тёр докрасна широкую складчатую спину полотенцем так энергично, словно выполнял рекомендации экспресс-метода похудания,– что за дурь ты выдумал? Влюбился он с первого взгляда! Где ты её видел?

– Да тут в подъезде и видел. Она поднималась по лестнице, я за ней пошёл, а она за дверью скрылась…

– Это всё?

– Всё.

– И прямо сразу любовь?

– Прямо сразу.

– Пей пиво!

– Кончилось.

Мишка отобрал у меня банку, смял её в руках и швырнул под ванну.

–Завтра уберу. Знаешь, что я тебе скажу? Это будет голая философия. Каламбур! – откомментировал он и потряс пальцами складку на животе, мол, философия во всех смыслах голая,– нет ничего глупее, чем влюбиться в единожды виденное лицо. Избавиться от такой влюблённости легче лёгкого: просто посмотреть на лицо повторно. И вот это уже не твой идеал, а просто миловидная девушка. На третий взгляд и вовсе простушка. У каждого, даже самого невероятно красивого лица, есть выражения, мимические изъяны, ракурсы, которые делают его менее привлекательным, а иногда и уродливым. Так что от любви до нелюбви порой один взмах ресниц! Подвинься, буду вылезать.

Всё это время он разглагольствовал обтирая полотенцем ступни.