Таймер

На рынке пахло свежей зеленью, клубникой и яблоками с торговых лотков, лепёшками из тандыра, кругом слышались голоса, некоторые – с южным акцентом, покупатели придирчиво осматривали короткоплодные вялые огурцы и крепкие, но бледноватые томаты, шумно торговались, пытаясь сбить цену. Я двинулся дальше – туда, где предлагали несъедобное.

– Сынок, купи творожку…

Я отмахнулся от предложения, коротко мотнув головой. Вскоре закончились ряды с овощами, мёдом, разносолами домашнего производства. Теперь меня пытались схватить пустыми рукавами халаты и кофты, одно задетое мною платье рухнуло и вешалкой огрело меня по голове. Я отшутился: не мой фасон, и передал предмет гардероба в руки продавщицы. Тапочки, галоши, тренировочные штаны, нижнее бельё невероятных размеров, вывешенное по краю прилавка, прищепки, стеклянные банки, словно башня из крупных золотистых монет – крышки к ним и тут же – закатывающие устройства.

Верино место оказалось в самом углу. Здесь сходились два ряда, загораживая девушку черенками для лопат, вёдрами, швабрами, вениками с одной стороны и плетёными корзинами – с другой. Перед Верой тоже стояла небольшая корзинка. В неё, как, бывает, усаживают котят, ищущих хозяев, были сложены разноцветные некрупные вязаные медвежата. Я взял одного, делая вид, что намереваюсь приобрести, а сам невзначай пытался высмотреть «мимические изъяны» Вериного лица. Выглядело это глупо: тискал в руках игрушку, а сам вперился в девушку взглядом.

И нет их, изъянов мимических. Не вижу. Черты лица тонкие, тщательно прочерченные, особенно скулы, зелёные глаза с прохладцей – не заинтересованы мной ни как покупателем, ни как молодым вполне симпатичным парнем. Миром этим, впрочем, они тоже, пожалуй, не слишком заинтересованы. Апатичная, но такие всегда были в моём вкусе. Вялая, но в противовес мне – любопытному и подвижному – самое то! Волосы прямые, длинные, пепельные, прихвачены тонким пластиковым обручем салатового цвета.

Руки тонкие. Длинные пальцы будто созданы для спиц. А может, они сами и есть спицы?

Одета Вера немодно. Над прилавком видна была только вязаная кофта с деревянными пуговицами, надетая поверх клетчатой мужской рубашки. Не думаю, что остальная, скрытая от меня часть облачения девушки окажется современнее.

Я ещё какое-то время потеребил в руках игрушку. Взял другую. Симпатичные, неплохо сделаны.

– А почему только медведи? Другого ничего вязать не умеешь?

Девушка подняла на меня бесстрастные глаза и слегка шевельнула плечами.

– Ты Вера?

Вместо ответа она отобрала у меня игрушку и поправила питомцев в корзине. Жест этот, вероятно, означал: не планируешь ничего покупать, ступай прочь!

– Мы с тобой соседи. Хочешь я покажу тебе кое-что? Вернее, кое-кого! Уверен, тогда твоя коллекция пополнится. Собирайся.

Может, она глухая? Или глухонемая?

– Не загораживай товар,– процедила она сквозь зубы, развеяв мои сомнения. Я огляделся по сторонам – ни вениками, ни плетёными корзинами, ни тем более скромным ассортиментом медведей никто не интересовался. Чуть поодаль крупная женщина разглядывала розовые чашечки бюстгальтера. А в угол мало кто заглядывал. Но на всякий случай я посторонился, открыв всем потенциальным желающим вид на плоды Вериного рукоделия.

Голос у неё низкий, грудной, не женственный. Курит много? Или простыла?

Вера осматривала меня примерно как покупательница лифчики. Оценивающе. И будто примеряла, только не к бюсту, а к собственным давним девичьим мечтам. Взгляд её при этом не сделался ни теплее, ни заинтересованнее, но чувствовалось, что она пропускает меня через внутренние фильтры. В ней словно шёл диалог, в котором участвовали мы оба, и я – безмолвный – что-то отвечал на её вопросы, которых мне никогда не суждено услышать. Её в этот момент нисколько не волновал я, а только – и главным образом – складывающееся на основании внутреннего диалога впечатление обо мне.

–Я видела тебя несколько раз,– она опять поворошила медведей, словно они могли завять, как пучки укропа. Игрушки смотрели в разные стороны (реже – в одну и ту же) глазами-пуговицами. Морды их казались понурыми. Может, и правда вянут?

–У них есть имена? – диалог не клеился, я от нечего делать пересчитал всех обитателей корзинки. Восемнадцать. Почти одинаковые.

– Я не даю имён своим игрушкам. Особенно тем, что на продажу. Чтобы не привязываться.

– Вязать, но не привязываться…– пробормотал я.

– Хорошо,– Вера посмотрела на меня. Непонятно как-то посмотрела. Не знаю, как расценить этот взгляд.– Договорились.

А она со странностями!

– Я согласна.

– На что?

– Ты хотел меня куда-то отвести… Что-то показать… Уже передумал?

– Не передумал.

Мне нравились черты её лица, грубоватый для девушки голос и резкая манера вести диалог – здешний, а не внутренний. Возможно, внутренний – мягче? И странностей я не опасался.

– Только учти! Мы можем гулять, общаться, даже дружить, но…

– В полночь карета превратится в тыкву?