Тагу. Рассказы и повести

Повстанцы занялись устройством лагеря. Из лесу, который поднимался к самой вершине горы Урту, притащили хворост и соорудили кое-где хижины и пацхи, а кое-где поставили заплатанные полотняные палатки. Но большинство людей расположилось прямо под открытым небом — каждая семья у своей арбы. К арбам были привязаны кони, буйволы, коровы и лошади, на арбах лежали самая необходимая посуда и скарб, а также запасы продовольствия — мешки с мукой, корзины с лобио и связки сушеной рыбы. Тут же у хижин и арб копошились на разостланных коврах полуголые, а то и вовсе голые грудные дети и ползунки. Голодные, истомленные жаждой, они кричали на все голоса, но никто не обращал на них внимания. Матери были заняты: у каждой хижины, палатки и арбы горел костер, женщины поспешно жарили и варили мясо и рыбу, лобио и пхали, экалу и крапиву, пекли ржаной хлеб и мчади. Поспешно, потому что, может быть, через час или два придется гасить костры и идти в бой. Все может быть на том немирном пути, на который уже не колеблясь вступил народ Одиши.

Шумно было в те дни и ночи в повстанческом лагере, у подножия горы Урты. В одном месте смеялись и пели, в другом ругались и плакали, в третьем жаловались друг другу на свои горести, в четвертом стонали раненые и больные.

Выставив на подступах к лагерю конные дозоры, Уту Микава созвал на совет сотников и десятников повстанческого войска. Кто-то приволок для Уту чурбан и поставил его в тени платана, остальные расположились прямо на земле. У сотников и десятников были нарукавные красные повязки, и только Микава прикрепил красную ленту к шапке.

Микава сидел, слегка сгорбив обтянутые архалуком плечи. И, как всегда в последние дни, кузнец был при оружии — кинжал и сабля на поясе, ружье на коленях. Его большие, сильные руки спокойно лежали на ружье. Как у всех кузнецов, они были жилистые и очень смуглые — ведь многолетнюю копоть до самой смерти не отмоешь. И лицо у вождя повстанцев было смуглое и спокойное: крепкий подбородок, орлиный нос, густые, спутанные брови и длинные жесткие ресницы, из-под которых глядели на людей умные, проницательные глаза, — все эти черты говорили о незаурядном характере Микава, о его непреклонной воле, о его способности внушать почтительное доверие друзьям и страх недругам.

— Генерал Колюбякин сейчас находится со своим войском в Квашхори, — сказал Уту низким, глуховатым голосом, ничем не выдавая своего внутреннего волнения. — Но я думаю, что у княгини он не загостится и скоро двинется к нам. Мы не знаем, с каким намерением идет генерал, и потому при встрече с ним должны проявить выдержку. Пусть никто не смеет лезть в драку, пока я не подам знак. Но коль уж начнется бой, тогда встанем все как один, насмерть встанем. Еще возможно, конечно, что княгиня пожелала примириться с нами. И если Колюбякин придет к нам с миром, мы расскажем ему о нашей черной судьбе и попросим помощи. А народ Одиши вправе обратиться за ней к русскому войску. Ведь еще так недавно мы вместе воевали против Омар-паши. Не верится, что генерал Колюбякин так быстро забыл об этом.

Джурумия Джикия, молодой человек лет двадцати, нахмурился и покачал головой.

— Ошибаешься, Уту, у господ память короткая, — сказал Джурумия. — И княгиня уже не помнит, как мы разгромили турок, и генерал давно об этом забыл.

Джурумия не хотелось прерывать речь Уту. Молодой человек работал прежде подручным у кузнеца Микава и привык слушаться его. А сейчас Уту уже не просто мастер, которому обязан подчиняться подмастерье, — Уту предводитель повстанческого войска. Тем не менее юноша решил выразить свое несогласие с ним.

— Нет, Уту, я не верю, что царский генерал идет к нам с миром. Он идет карать нас и будет карать без пощады. Где это ты видел, чтобы помещик щадил крепостного? За какой же помощью ты хочешь к нему обратиться, Уту? Смотри не ошибись!

— Напрасно ты горячишься, Джурумия, — остановил юношу Микава. — Я говорю только о выдержке, только о спокойствии и выдержке. И потому повторяю: пусть никто не посмеет пальцем шевельнуть, пока мы не убедимся, с чем пришел к нам Колюбякин. Ну, а если увидим, что он пришел к нам как враг, мы встретим его по-вражески.

В этих словах Уту не было ни угрозы, ни хвастовства — просто кузнец хорошо знал силы родного народа, знал, на что способны эти люди в бою.

— Ошибается генерал, если думает, что мы дрогнем перед его силой. Омар-паша так думал — и просчитался.

Сказав это, Микава оглядел своих ближайших соратников. "Ну, что скажете, братья?" — хотел он спросить, но, увидев их суровые лица, встретив их полные решимости взгляды, понял, что ни о чем уже спрашивать не надо, и потому коротко приказал:

— А теперь разойдитесь. Передайте людям все, что я здесь сказал, и будьте готовы ко всему.

Микава предполагал, что Колюбякин все еще находится в Квашхори. Но тот уже перешел реку Техури и, не давая отдыха своему отряду, ускоренным маршем вел его на встречу с повстанческим войском.