Он хрипло, прерывисто дышал. Его холодная, влажная от пота, безжизненная щека касалась ее щеки. Гванца ждала, чтобы Мушни пришел в себя. "Нет, не оставлю его!" Она выкарабкалась из-под тяжелого неподвижного тела, приподняла его, взвалила на спину… Пот щипал кожу, слепил глаза, струйками сбегал по телу, каленым железом обжигал окровавленные ноги Гванцы. Но ее глаза, ее мысли были прикованы к подножию крепостной стены. Вода там заблистала еще ярче. Гванце казалось, что она слышит тихий зов, — это крепость звала ее…
Наконец Гванца достигла реки. Опустилась на колени, осторожно уложила Мушни на прибрежный песок и сама легла рядом с ним. Влажный речной ветерок освежал ее. Жажда мучила Гванцу. Рот и горло горели. Но у нее не хватало сил протянуть руку и зачерпнуть воды.
Вдруг она вспомнила о Мушни и стремительно повернулась к нему. Продела одну руку ему под голову, другой рукой повернула к себе его лицо. И смотрела на него так, как может смотреть на любимого девушка, полюбившая впервые, девушка, детство, и юность которой прошли в полном одиночестве. У Гванцы не было подруги или товарища. Не было ни матери, ни сестры, ни брата. Отец и дед все время проводили на пастбищах, летом в горах, зимой — в приморских лесах. С восьми лет она росла одна. После гибели отца дед брал Гванцу с собой, но и там, на пастбищах, она не видела никого, кроме коней и пожилых табунщиков. Девушка одичала.
Впервые видела она мужчину так близко. Впервые коснулась мужская рука ее тела, полного жизни. Впервые улыбнулся ей мужчина, такой храбрый, такой мужественный.
— Мушни!
Мушни дышал чуть слышно.
— Батоно Мушни! — Гванца испугалась и изо всей силы встряхнула его.
Он был без сознания.
Стоявший у потайного хода часовой услышал тихий шум и прислушался. Шум приближался. Было ясно, что по ходу кто-то идет.
— Вернулись! — крикнул часовой.
Первым к ходу прибежал Уча. Позади него полукругом стали воины, затаив дыхание, прислушивались. Шум то замирал, то возникал.
Неожиданно все смолкло. Наступила напряженная тишина.
Уча дал было знак часовому спускаться, как вдруг снизу уже отчетливо донеслись шаги.
— Аквсентий! — позвал часовой.
Ход молчал.
— Крикни еще раз! — приказал Уча.
Часовой снова приложил ладони ко рту, но в это время в проходе показалась женская голова с мокрыми распущенными волосами. Женщина подняла голову. Свет звезд озарил лицо Гванцы.
Все замерли.
— Чего вы стоите! — нарушил наконец молчание Уча. Сам он был настолько поражен, что даже не догадался подать девушке руку.
Два воина склонились над ней, помогли выбраться наверх.
Все молча смотрели на девушку, одетую в козью шкуру. А Гванца едва стояла на ногах. Она хотела заговорить и не могла перевести дыхание. Глазами, полными печали, смотрела она на Уча.
— Кто ты, девочка? Что с тобой случилось? Как ты попала сюда?
Гванца указала рукой на проход.
— Там… на том берегу… раненый Мушни…
Едва проговорив это, она потеряла сознание и упала на руки Уча.
…Мушни уложили в малом зале крепости. Лекарь разрезал на нем мокрую одежду, его переодели, обернули буркой, только рану оставили открытой. Очистив рану, лекарь смазал ее целебной мазью и перевязал. Потом Мушни уложили на спину, острием кинжала приоткрыли рот, влили несколько капель крепкой водки и так привели в сознание.
Все это было проделано быстро, без лишних слов. У изголовья Мушни стоял Уча, светя лучиной, у ног — Гванца с кувшином родниковой воды. Когда лекарь закончил свое дело, Гванца и Уча вопросительно посмотрели на него.
— Бог милостив, должен выжить, — сказал лекарь, отирая пот с лица.
В зале вдоль стен стояли воины. Услышав слова лекаря, все. облегченно вздохнули и, стараясь не шуметь, покинули зал.
Гванца и Уча остались около Мушни. Уча по-прежнему держал в руке лучину, и только теперь, когда отошла тревога за брата, впервые увидел медового цвета глаза Гванцы, горевшие, как далекие звезды, ее высокую шею, на которую ниспадали волны густых волос, придавая ее дикому лицу какую-то чарующую красоту.
"Что за удивительное существо человек, — думал Уча, — передо мной лежит тяжелораненый брат, треть нашего войска истребили турки, остальные заперты, как мышь в капкане, а я не могу наглядеться на эту лесную девчонку!" Он сердился на самого себя, но по-прежнему не отрывал глаз от Гванцы.
Капризная игра света, источаемого лучиной, то и дело изменяла лицо Гванцы, придавая ему то один, то другой оттенок.
Вдруг Гванца шагнула вперед, взяла из рук Уча лучину, укрепила у изголовья Мушни и села спиной к Уча.
Уча повернулся и вышел из зала.
Полночь уже миновала, близился рассвет. "Дольше нельзя задерживаться ни минуты, — решил Уча. — Моя помощь больше не нужна брату. Эта лесная девчонка выходит его. Если я сейчас не выйду из крепости, мне до рассвета не добраться до Волчьей поляны!"
Взобравшись на выступ стены, он окинул взглядом поле. Турок нигде не было. Только из леса доносился еле слышный шум. Ясно, турки прячутся в лесу. "Они просто хотят выманить нас обманом из крепости. А я сам собираюсь выйти, неверные! Пока вы опомнитесь, я уже буду далеко!"