Тагу. Рассказы и повести

Отец не захотел проводить их и ничего не передал через дядю Нико. Мзия была поражена, что мать отнеслась к этому совершенно равнодушно. "Неужели мама больше не любит отца?" — подумала Мзия с испугом.

Перед глазами девушки прошла вся жизнь ее родителей. Да, они жили разной жизнью. Мзия всегда была на стороне отца, она понимала его и сочувствовала ему, хоть никогда этого не показывала, чтобы не вызвать ревность и обиду матери.

И вдруг сейчас, расставшись с отцом, она поняла, что он многие годы был совершенно одинок, не знал семейного уюта и тепла. Мзии стало до боли жаль отца.

— Вот-вот подойдет поезд, — сказал Нико.

Проворно выскочив из машины, он схватил чемоданы и зашагал вперед. Не успели они выйти на платформу, как подошел поезд. Пассажиры и провожающие столпились у вагонов.

— Дядя Нико, — Мзия взяла Нико за локоть и шепотом, чтобы не услышала мать, прошептала: — Скажи папе, что мы с мамой его ждали…

Нико кивнул головой. Он прекрасно знал о всех неурядицах в семье Бибилури.

— Хорошо, хорошо! Без тебя знаю, что сказать, — тоже шепотом, словно заговорщик, ответил он, покосившись на Верико. Нико недолюбливал ее. "Без нее Георгию будет лучше. А если не сможет с делами домашними справиться, я всегда помогу".

Верико первой вошла в вагон. Она так часто ездила в Тбилиси, что проводники знали ее и даже не спрашивали у нее билеты.

— Чемоданы, шофер! — через плечо бросила Верико. Она прекрасно знала, что Нико недолюбливает ее, и сама платила ему неприязнью. Верико никогда не обращалась к нему по имени и называла только "шофером".

— Дядя Нико, с папой остается только Пация, — с мольбой в голосе напомнила Мзия.

— Не бойся, девочка, мы позаботимся о твоем отце. Ну-ка, поднимайся, поезд уже трогается.

Дежурный по станции взмахнул свернутым флажком. Электровоз глухо загудел. Бросив чемоданы в коридоре, Мзия подбежала к окну:

— Дядя Нико, не забудь о моей просьбе!

— Все будет в порядке, — улыбнулся Нико и помахал рукой.

Поезд тронулся.

В этот миг на платформе показался Элгуджа. Он бежал сломя голову и, увидев, что поезд отходит, помчался рядом с вагонами, всматриваясь в окна. Он заметил Нико, лишь когда налетел на него.

— Тише, парень, зашибешь, — отступил в сторону шофер. — Кого ищешь?

— Никого, — растерялся Элгуджа, — в каком они вагоне?

— Они?.. В пятом!

Пятый вагон был уже далеко. Элгуджа бросился догонять его. Он бежал, лавируя между людьми. Провожающие махали руками, шапками и платками высунувшимся из окон пассажирам. Элгуджа наконец догнал пятый вагон, но Мзия уже отошла от окна.

Поезд постепенно набирал скорость, а Элгуджа все бежал рядом с вагоном, не теряя надежды увидеть Мзию. Стоящая на подножке молодая проводница улыбалась, с удивлением глядя на него. Вдруг лицо ее дрогнуло: платформа кончалась — еще шаг, и юноша упадет.

— Эй, сумасшедший, остановись! — крикнула она.

Элгуджа остановился. Мимо него пронесся последний вагон, постукивая на стыках рельсов. И вот все стихло…

— Что случилось, Элгуджа? Не забыли ли они чего-нибудь? — спросил подошедший Нико, положив руку юноше на плечо.

— Забыли? — переспросил Элгуджа и, тряхнув плечом, сбросил руку шофера. — Что они могли забыть? — сказал он с напускным спокойствием. Потом сунул руки в карманы и, не оборачиваясь, зашагал к выходу.

Несмотря на то, что отец Верико, Соломон Тарала-швили, давно скончался, в его доме по-прежнему собирался, как говорил его сын, профессор Ираклий Таралашвили, — "весь бомонд Тбилиси". Это были молодые ученые, литераторы, актеры и художники.

Одни говорили, что молодежь привлекала сюда единственная дочь Ираклия, Цисана, или, вернее, приданое, которое она могла принести мужу. Другие доказывали, что любят бывать в семье Таралашвили потому, что в этом доме гостей принимают радушно.

Цисане шел уже двадцать восьмой год. Она была невзрачной, некрасивой и так страстно хотела выйти замуж, так остро переживала затянувшееся девичество, что была готова дать согласие любому, кто к ней посватается.

Прошло уже четыре года с тех пор, как Цисана закончила институт иностранных языков и стала преподавать в школе. Но работу свою она не любила, дети отравляли ей жизнь. Профессор Ираклий и его супруга Саломэ еще болезненнее, чем их дочь, переживали, что Цисана не могла устроить своего семейного счастья. Жалея дочь, они безропотно выполняли все ее желания, все капризы.

Проходили месяцы, но никто не просил у Саломэ и Ираклия руки Цисаны. Со дня же приезда Мзии они поняли, что никто из молодых людей и не помышляет жениться на Цисане. Все сразу увлеклись Мзией и совсем забыли о Цисане.

Мзия и Верико только здесь, в Тбилиси, узнали, что в нынешнем году всех медалистов, поступающих в мединститут, будут экзаменовать по физике. Эта неожиданная весть повергла мать и дочь в тревожное раздумье.