Тагу. Рассказы и повести

— Арба, полная кукурузы, переехала через него. Два дня промучился и отдал дьяволу душу. И представь себе: никто из деревенских не пришел на его похороны.

Варден опять надолго умолк.

Бахва ворочался с одного побитого бока на другой, охал, стонал.

— Так, значит, поднял отец деревню? — спросил Варден.

— Не всю деревню, Варден. Не всю. Филиппа за ним пошел, а также Эсебуа и Коршиа. Как ни отговаривал твоего отца учитель, а Беглар ни в какую… Да тебе лучше знать нрав твоего отца.

— Знаю, — улыбнулся в темноте Варден. — Значит, он все такой же?

— Ничуть не изменился.

Выполняя распоряжения члена учредительного собрания, почти до самого утра работали гвардейцы, приводя в порядок школу: поломанные парты починили, вместо сожженных принесли скамьи и стол, дырку в классной доске заделали воском. И двор тоже привели в полный порядок: его чистенько — нигде не соринки — подмели, ворота навесили, а поваленный кое-где штакетник поставили и подперли новыми кольями. Татачиа Сиордиа чуть ли не лопнул от злости, так не по душе была ему эта работа, но что поделаешь, если начальство блажит. И взводный срывал свою злость на гвардейцах.

Председатель общины Миха Кириа и капитан Вахтанг Глонти стоят на балконе под небольшим школьным колоколом и в который уже раз — с Евгением Жваниа шутки плохи: этот из-за любой мелочи поднимает шум на весь мир! — придирчиво оглядывают двор. Может, что упущено? Лица у обоих — и у капитана, и у председателя общины злые. Замордовал их член учредительного собрания. И поспать некогда, и поесть некогда, все дела и дела.

— Похоже, все в порядке, — сказал председатель.

Капитан поглядел на часы.

— Ровно восемь.

— Значит, пора, — сказал Кириа.

Глонти поднял руку и ударил в колокол. Над деревней поплыл его веселый звон.

В узкой, длинной, как вагон, комнате сидел за столом учитель и читал газету "Эртоба"[33]. Крупные, броские заголовки сообщали и призывали: "Военные порядки в телефонно-телеграфной сети", "Товарищи рабочие! Беритесь за оружие и пополняйте ряды народной гвардии и армии!" "Призыв председателя правительства Ноя Жорданиа". Учитель отложил "Эртобу" в сторону, взял газету "Сакартвелос республика" и принялся читать сводку генерального штаба. Она начиналась словами: "Грузинский пролетариат защищает границы своей страны и будет бороться за идеалы демократии и социализма!"

Учитель отложил и эту газету. И вдруг насторожился. В комнату проник голос школьного колокола. Учитель поспешно встал и отворил окно — в комнату ворвался веселый, праздничный звон. Тридцать лет слышит его Шалва и все тридцать лет радуется ему. Учитель почувствовал, как вливаются в его измученное, уставшее сердце сила и бодрость. Он забыл о газетах, которые только что так волновали его, забыл обо всем, что терзало в это утро его мозг и душу, и осталось только одно: надо начинать урок. Учитель снял со стены шапку, взял со стола тетради и поспешил в школу.

Ожила притихшая, запуганная деревня, захлопали калитки и двери домов, послышался оживленный гомон школьников. Вот бежит по улице Гудза Коршиа, а его догоняют Утуиа Тодуа и Кучура Кучаа. Сбежал по лестнице с сумкой в руке Гванджи Букиа.

— Подожди, сынок, куда бежишь, не поев? — крикнула ему вдогонку Мака.

— Оставь его! Не помрет до полдника, — сказал Беглар. Он тоже прислушался к школьному колоколу. На коленях его лежал лемех, и Беглар точил его. "Снова прозвучал школьный звонок, и ты снова будешь пахать ту землю", — мысленно сказал он лемеху.

По улице бежали дети. У одних через плечо была перекинута сумка, другие прижимали книжки и тетради к груди, а кто сунул их за пояс. Лица у ребят радостные, смеющиеся — деревенские дети всегда идут на урок к учителю Шалве, как на праздник, а сегодняшний урок тем более праздничный урок.

Дед Зосиме Коршиа стоит у ворот своего дома и, ковыряя землю палкой, с улыбкой смотрит на детей. Рядом с ним Кочоиа.

— Испугались они, дедушка Зосиме, — сказал Кочоиа.

— Что ты сказал?

— Испугались, говорю…

— Кто испугался, сынок?

— Гвардейцы. Так вычистили, так прибрали школу… разве что языком не вылизали, а так все сделали.

Зосиме с интересом оглядел Кочоиа, с таким интересом, что даже перестал ковырять землю.

— Жаль, что твой отец не знал грамоты, — был бы он большим человеком. Бо-ольшим! — Зосиме прислушался к школьному колоколу. — Этот звук Авксентий услышит и в могиле. Учись, сынок, — неученый человек, что бык со сломанным рогом. Неуч сядет на камень — все одно, что камень к камню прибавился.

Кочоиа Коршиа окончил двухклассную школу, а продолжать учебу у бедняка-сироты не было средств. Авксентий, испуская дух, успел сказать: "Не оставляйте неученым моего Кочоиа". И как только с пареньком заговаривали об учебе, он переводил разговор на другое. И сейчас тоже не пожелал вести разговор об этом.

— Земля все равно будет нашей, дедушка Зосиме, — сказал Кочоиа.

— Кто это сказал, сынок?

— Беглар Букиа сказал.

— Что ж, Беглар мог это сказать. На него похоже.

— А Беглару сказали другие, дедушка Зосиме.

— Кто другие, сынок?

— А другим — еще другие.

— А тем кто сказал, сынок?