Тагу. Рассказы и повести

Евгений Жваниа не хотел слышать этого. Правда, прочитав вчера ночью приказ штаба, он сказал — "действуйте!", но сегодня понял, что арест Вардена Букиа еще больше взволнует и без того взволнованную деревню. Наверху сами не знают, что делают, пишут всякие глупые приказы, а ты тут расхлебывай. И вообще все это выглядит чуть ли не кощунством…

— Впрочем, вы точно выполнили приказ штаба и заслуживаете похвалы. Но поймите, капитан, сейчас обстоятельства неукоснительно требуют большей гибкости, и нам придется освободить Вардена Букиа.

— Большевистского комиссара Вардена Букиа, — поправил его Глонти.

— Вы же знаете, что большевистская партия у нас легализована. Мы выпустили из тюрем всех арестованных большевиков — и руководителей и рядовых, из честных и бесчестных, если только большевика можно назвать честным.

— Напрасно выпустили… Ваша партия допустила трагическую ошибку. Это напомнило мне одну басню.

Евгений Жваниа повернулся к Глонти:

— А может, обойдемся без басен, капитан?

— Нет, вы послушайте. Вам это будет полезно… Однажды Керим-хан Заниль заболел. Тотчас же позвали первого лекаря двора, и тот назначил больному клизму. Керим-хан разъярился — кому, мол, вы собираетесь ставить клизму? Мне? Своему правителю?! Лекарь испугался и сказал: "Ваше величество! Для того, чтобы поправились вы, — клизму поставят мне". Так, господин Жваниа, получилось и у меньшевиков.

— Я бы попросил вас, капитан…

— Лекарю поставили клизму, — спокойно продолжал капитан, — а поскольку Керим-хану случайно сделалось лучше, с того дня, как только у повелителя мира заболевал живот, лекаря мгновенно укладывали на пол. Вся ваша партия распласталась на полу, господин Жваниа.

Член учредительного собрания усмехнулся про себя, но с притворным возмущением накинулся на капитана:

— Как вы смеете так говорить? Неужели вы не понимаете, какое оскорбление наносите, моей партии?

— Ваша партия сама себя оскорбила. Наверное, вы помните, что сказали большевики? А они сказали вам: если наша партия будет легализована, рабочие и крестьяне будут нашими. И разве это не оправдалось?

Жваниа ушел от ответа.

— Но вы не нашли у Вардена Букиа ничего такого, что может вам дать право арестовать его.

— Для борьбы с врагом права не нужны, господин Жваниа.

— Вы сказали, что у Вардена Букиа не оказалось и партбилета.

— Большевики партбилета для показа не носят. Слава богу, я их хорошо знаю по России и Украине.

Терпение Жваниа иссякло.

— Прекратим этот бесполезный спор, капитан. Вы получили мои указания, теперь действуйте. — Жваниа посмотрел на колечки дыма от папиросы, скользнул взглядом по беззаботному лицу Кириа и, задетый его спокойствием и безразличием, хотел сказать председателю общины несколько крепких слов, но передумал и процедил холодно: — Идите с капитаном, Кириа. Возьмите с собой нескольких членов правления и, если удастся, учителя Кордзахиа, и в их присутствии освободите большевистского комиссара Вардена Букиа. Община сегодня же должна узнать, что нам ничего не нужно от большевиков. Напротив, это большевики чего-то от нас хотят. Понятно?

— Понятно, господин Жваниа.

— Ну, вот и замечательно. Раз понятно — выполняйте!

Джвебе спал в комнате матери, на ее тахте, и, должно быть, виделся ему дурной сон, — по лицу спящего пробегали тени, иногда он скрежетал зубами и невнятно бормотал проклятия, отталкивая кого-то рукой, и не мог оттолкнуть, хотел проснуться и не мог проснуться.

Тихо скрипнула дверь. В комнату вошел Беглар. После той недоброй встречи на заречном поле он не видел сына. Когда Мака привела Джвебе, Беглар ушел со двора. Сейчас он тихо, чтобы и Мака не видела и Джвебе не проснулся, прокрался в комнату. Сердце так велело Беглару. И он, сильный человек, ничего не может поделать с сердцем.

Беглар смотрел на сына и не мог сдержать улыбки, теплой отцовской улыбки. Он заметил, что Джвебе видит сон, и, должно быть, дурной сон. Что его беспокоит, что он видит? Беглару было неловко, что он смотрит на сына украдкой. Он был рад, что Джвебе, наконец, дома, но никому не признался бы в этом — ни самому Джвебе, ни Маке, ни маленькому Гванджи, а тем более посторонним людям.

Когда Джвебе приходил домой, Беглар тут же уходил задворками из дома. Он был добр сердцем, Беглар, но сердце его часто подчинялось рассудку.

— Беглар! — тихо позвали со двора.

Беглар быстро вышел из комнаты и неосторожно, слишком громко скрипнул дверью. Джвебе тотчас проснулся и огляделся. Кто-то вышел из комнаты. Но кто? Джвебе знал, что мать у соседки, Гванджи у учителя. Так, может, это был отец? Джвебе не успел решить — встать ему и идти за отцом или подождать, пока он сам вернется, как за окном послышались голоса:

— Здравствуй, Беглар!

— Ты как будто с нехорошей вестью, Шамше?

— Беглар, тот, кого вчера схватили гвардейцы, оказывается, не разбойник Чуча Дихаминджиа.

— А кто же он?

— Твой сын.

— Кто-о?!

— Твой сын, Варден.

— Что ты, Шамше? Мой Варден?

— Да, твой Варден.

— Варден вернулся?

— Вернулся, Беглар. И это твоего Вардена арестовали гвардейцы.

— Почему арестовали? Неужели мой сын стал разбойником?