Тагу. Рассказы и повести

— Не плачь, мама, Варден скоро вернется. Чует мое сердце, мама.

С улицы послышался выстрел.

Джвебе насторожился.

— Похоже на карабин Сиордиа.

— Кто это Сиордиа, сынок?

— Чертова нога! Чума! Наш взводный этот Сиордиа. Снова послышался выстрел, затем второй, третий.

— В кого это стреляют, сынок?

— В Чуча Дихаминджиа.

— Еще не родился человек, который поймает этого Дихаминджиа, сынок.

Джвебе встал, надел шапку и взял стоявшее у стены ружье.

— Не уходи, Джвебе.

— Я должен идти…

— Как бы с тобой не случилось чего, сынок.

— Не бойся, мама! — сказал Джвебе, выбегая во двор.

— Будь осторожнее, Джвебе! — крикнула ему с порога мать.

…Перебравшийся через чей-то плетень Варден оказался в узком проулке. Он не ел уже более суток, и от голода и от усталости у него кружилась голова. Варден провел по груди — кожаный сверток на месте.

Когда с наступлением темноты Варден входил в деревню, он не думал, что так сразу столкнется с засадой гвардейцев. И вот — просчитался. Пронырливый, обладающий нюхом и настойчивостью Татачиа Сиордиа учуял, кажется, даже минуту, когда это произойдет. Гвардейцы пропустили Вардена к центру деревни и, замкнув вокруг него кольцо, открыли огонь, чтобы вынудить сдаться. Выхватив револьвер, Варден, не отвечая на огонь, — он берег патроны, — побежал. Перескочив через плетень, он оказался во дворе Иванэ Эсебуа, оттуда попал в загон Зосиме Коршиа, а затем через лаз в изгороди проник в виноградник Еквтиме Каличава. Пули свистели над головой Вардена. Ему давно знаком этот свист, и Варден, словно заранее предугадывая, откуда и когда будут стрелять, бежал то пригнувшись, то выпрямившись, то зигзагами.

Но преследователей сбить со следа не удавалось.

— Не уйдешь! — шипел взводный. — Татач я, Сиорд!

Деревня переполошилась. Собачий лай волнами перекатывался от одной околицы до другой. Редкие прохожие сворачивали с дороги и забегали во дворы. Хозяева поспешно запирали ворота и двери.

В кабинете председателя общины ходил из угла в угол Евгений Жваниа. Заложив одну руку в карман, другой он вертел очки. Перед ним в кресле, кутаясь в накинутое пальто, сидел учитель Шалва Кордзахиа. У окна стоял Миха Кириа, курил папиросу за папиросой и, ловко пуская вверх маленькие колечки дыма, лениво провожал их взглядом. После приезда Евгения Жваниа он словно онемел. Да и говорить ему в общем-то не приходилось — все время говорил Жваниа, и Миха благоразумно решил: "Спросит о чем-нибудь — отвечу, а так лучше помолчать. Нечего попусту тратить слова". Ничто уже не волновало Миха. Он знал, что не сегодня-завтра меньшевистская власть сменится большевистской. Покорный судьбе, он как равнодушный наблюдатель собирался постоять в сторонке и посмотреть, что из всего этого выйдет.

— Не только от своего, но и от имени правительства приношу вам извинения, господин Кордзахиа, — продолжал Евгений Жваниа начатый разговор. — Завтра утром звонок в вашей школе зазвенит в обычное время. Я уже пожилой человек, но школьный звонок все еще радует меня, как в детстве. Он напоминает мне о многом забытом, дорогом, невозвратимом. — Жваниа остановился у стола, оперся о него одной рукой. — Господин Шалва… Блаженны нищие духом, ибо не ведают, что творят. Так, кажется?

Учитель не ответил. Ему не нравился патетичный тон Жваниа. Но Жваниа не обращал внимания на такие пустяки.

— Войско — всегда войско, — продолжал он, — гвардией ли оно называется или как-то иначе. — Жваниа сел против Шалвы, сложив на столе белые руки с длинными тонкими пальцами. — Мы знаем, как велики ваши заслуги перед общиной, но вы можете сделать для народа еще больше. Подумайте только, какая опасность нависла над ним! Грузинскому народу угрожают большевистские орды… К сожалению, в вашей общине большевики имеют некоторое влияние. Они сумели подбить часть крестьян на разбойничий захват чужой земли. — Жваниа встал, заложив руки в карманы. — Сегодня они захватили землю, завтра начнут грабить дома честных людей! — Жваниа искоса посмотрел на учителя, но так и не понял — слушает тот или нет. — Вы, социал-федералисты, дорожите землей, как зеницей ока. И наша партия тоже понимает ее значение. Мы начали аграрную реформу. Но все мы хорошо знаем, что этого недостаточно, — у большинства крестьян все еще нет земли.

— Кто-то трудится, а кто-то ест, — тихо сказал Шалва.

— Да, вы правильно изволили заметить — кто-то трудится, а кто-то ест. Хорошо сказано, лучше сказать трудно. Да, большая часть земли все еще в руках помещиков. К сожалению, мы еще так и не приступили к кардинальному решению этой важной проблемы.

— Проблемы, — усмехнулся Шалва. — Это вопрос жизни.

— Совершенно верно. Земля для крестьян вопрос жизни. К сожалению, мы еще не решили, как нужно, этот вопрос. Этим-то и пользуются большевики и в тяжелую пору вонзают нам нож в спину. Вы, социал-федералисты, большие защитники грузинской земли, изумрудной нашей земли, и я согласен с вашей партией: как зеницу ока мы должны беречь маленькую, всего с бурку, грузинскую землю — каждый ее вершок.

— Земля крестьянам.