Тагу. Рассказы и повести

…Прошел год. В семье Гаху родилась девочка. Деньги, заработанные в Очамчире, давно вышли. Гаху не ходил больше щеголем по деревне: не до щегольства было ему, когда на Татии разлезлось единственное платье. Гордость не позволила ей взять свои вещи из отцовского дома. И теперь она стеснялась показаться на улице, не выходила даже за ворота.

Пересуды соседок и подруг отравляли жизнь молодой женщины.

— Выскочила за голодранца, всех на него променяла! А ведь любой дворянин с радостью взял бы в жены дочь Ипполита Шушания!

— И отцу отравила жизнь, и себе!

— Пусть теперь сидит в своей продымленной хибарке голая и босая да жует кукурузные лепешки!

Татия старалась не показывать своих мучений ни мужу, ни окружающим. Она держалась весело, будто была довольна жизнью, будто ни в чем не испытывала нужды, и только от внимательных глаз Гаху не укрывались ее тоска и страх перед будущим. Но что он мог делать — ведь в деревне только и можно, что обрабатывать землю, а земли у них было мало, да и кукуруза все время падала в цене. Тут-то Гаху и решил вернуться в Очамчире на заготовку самшита.

В первый год он частенько наведывался домой. Приезжал веселый, добрый, полный надежд, привозил жене платья, туфли, украшения. Но шло время, и подарков становилось все меньше. Изменился и сам Гаху: он похудел, опустился, реже навещал семью, а в последнее время даже не присылал ни денег, ни писем.

— Должно быть, завел себе любовницу, — шипели соседки. — Тебе, Татия, лучше вернуться к отцу. Не прогонит же старик! Что ни говори, родная кровь!

Но Татия и слышать не хотела о возвращении, к тому же отец все имущество переписал на своего племянника. Легче с сумой идти по дворам, чем в отцовский дом на горькие попреки.

Наконец Татия решила поехать на розыски мужа. В Очамчире ей сообщили, что иностранцы давно вырубили в Абхазии весь самшит и распустили рабочих. Один знакомый сказал, что Гаху последнее время грузил кукурузу на фелюги и баркасы лазов[32], от непосильной работы слег и, не желая огорчать семью, просил не писать домой о его болезни. "Может, выздоровлю, говорил он, — а если нет, то лучше и не возвращаться". Один сердобольный лаз взял его с собой в Турцию, — с тех пор о нем ни слуху ни духу. И баркас того лаза больше не показывался в Очамчире…

Татия вернулась домой. Деревня была потрясена случившимся. Как свое собственное горе, переживал молчаливый Грек несчастье, которое обрушилось на семью его любимицы.

Татия не стала причитать и плакать, не замкнулась в себе подобно Греку, не отдалилась от людей. Она не имела права считать свою жизнь оконченной. Печальные, полные тревоги глаза Циру заставили ее взять в руки тяпку и выйти в поле. Теперь, вспоминая о Татии, люди сокрушенно качали головами, проклинали жестокость Ипполита, а некоторые осмеливались бросать упреки и прямо в лицо строптивому отцу.

— Не произносите при мне ее имени! — кричал вконец обезумевший старик. — Мало того, что эта девка опозорила мою голову, теперь она срамит весь род Шушания! Жены наших крепостных и те не работали в поле. Чтоб она провалилась со своей тяпкой!

И небо словно услышало проклятия отца. Однажды Татия вернулась с поля совсем больная. Она едва добралась до постели и тут же потеряла сознание. Начался бред…

В ужасе Циру выскочила на балкон и пронзительно закричала. Вся деревня мгновенно сбежалась к их домику.

— Должно быть, несчастная Татия узнала о смерти Гаху!

— Но почему плачет только Циру?! — громко переговаривались соседи.

Маленький дворик был полон людьми. До тех, кто не смог попасть в тесную комнатку, доносились причитания женщин:

— На ней лица нет!

— Кончается, несчастная!

— Как скрутило ее! А утром была еще совсем здоровая…

Ведь никто не знал, что последние три-четыре дня у Татии сильно ломило все тело, болела голова. Раньше она не хворала, поэтому свое недомогание Татия объясняла усталостью, а жаловаться она не привыкла. Да и кому было жаловаться!

Как только Татия приходила в себя, она искала глазами дочь.

— Циру, девочка моя!.. — стонала она. — На кого я тебя оставлю, сироту несчастную?.. Где ты? Я не вижу тебя… не вижу, родная!.. Не оставляйте Христа ради, не оставляйте мою бедную девочку, — молила она соседей.

Однажды, когда жар спал и сознание возвратилось к больной, она узнала окружающих.

— Ох, горе мне, несчастной! — закричала Татия. — Уходите, уходите все! Не губите себя… Я знаю, что со мной. Меня сам черт не вылечит… В Очамчире тиф косит людей. Говорят, что из Турции его к нам занесли, на мою беду… Спасите девочку, уведите ее и уходите!.. Тиф!.. Это страшное слово наводило в то время ужас. Комната вмиг опустела, и с тех пор никто не решался зайти проведать больную. Перепуганные соседи шарахались от Циру. Единственный человек, отважившийся заходить к ней, был Грек. Узнав, что соседи оставили Татию без присмотра, он закрыл лавку и сам стал ухаживать за больной. Но ни врач, приведенный Греком, ни лекарства, купленные им, уже не могли помочь несчастной женщине.