Таэ эккейр!

— Вообще-то, — неспешно улыбнулся Эннеари, — довольно долго. Взрослый опытный эльф может за один раз пробыть в ни-керуи месяцев восемь. И повторить уже через месяц. Я, к примеру, больше трех месяцев подряд, пожалуй, не осилю. Лоайре тоже месяца три протянет. Три — а не полтора года с перерывами на обед. К тому же в ни-керуи нельзя погрузить насильно. Вывертень держал Лоайре под рукой, тут ты прав. И если мы не станем медлить, найти его успеем.

— А вот это не от нас зависит, — заметил принц. — Перевал ведь засыпало. Кто его знает, скоро ли одолеем.

— Не весь перевал, — возразил Эннеари. — Только правую седловину. А левая наверняка в порядке. Она всегда проходима, в любое время года. Я выбрал правую потому, что так короче... а вышло длиннее. Нет, обратно мы поедем через левую. Если сразу от Пузатого Пьянчуги взять налево...

— А что это за Пузатый Пьянчуга? — полюбопытствовал принц.

— Увидишь, — засмеялся Эннеари. — Скоро увидишь. Да, кстати... «ни-керуи» — это не малая смерть. Ты Лэккеана не очень слушай, он по-вашему говорит не так чтобы хорошо, особенно если волнуется. Ни-керуи — это узкая смерть.

Разговор после этих слов оборвался сам собой, и некоторое время Арьен и Лерметт ехали молча, погрузившись каждый в свои мысли... Вечерние сумерки вокруг них сгущались неправдоподобно быстро — как если бы они прислушивались к беседе эльфа и человека с таким напряженным любопытством, что припозднились, заслушавшись, а теперь, спохватясь, что пора их давно настала, стремились наверстать упущенное. Лерметт почти уже не различал дороги перед собой — но Белогривый ступал спокойно и уверенно, будто бы в самый ясный день, да и Мышка бойко перебирала копытами, следуя за всадниками.

— Арьен, — негромко окликнул Лерметт.

Эннеари повернулся к нему.

— Что?

— Я хотя и не эльф, — с невинной улыбкой сообщил принц, — а выспаться в седле сумею.

— Ты прав, — промолвил раздумчиво едва различимый в сумраке Эннеари. — Нам нельзя терять этой ночи на отдых. Она обойдется нам в лишние сутки. Если остановимся на ночлег, в путь выйдем только утром — а к Пузатому Пьянчуге доберемся, считай, уже вечером. Значит, еще один ночлег. А если всю ночь ехать, на месте будем к утру. Самую малость отдохнем, и можно двигаться дальше. Ты верно угадал, столько-то времени я без сна обойдусь легко... но ты вправду сумеешь уснуть в седле и не свалиться?

— Как ты только что сказал, легко, — сдерживая зевок, произнес Лерметт. — Не впервой. Тем более, что Белогривый меня не уронит. Он хоть и весельчак, а такая шутка ниже его достоинства — верно?

Конь мотнул белым золотом гривы в знак того, что — да, разумеется, странно было бы даже на миг заподозрить его в подобном беспутстве.

— По правде говоря, я настолько не эльф, что прямо сейчас заснул бы, — сознался Лерметт.

— Так за чем дело стало?

— Есть охота, — вздохнул принц.

Белогривый коротко фыркнул со знакомой уже Лерметту смесью укоризны и изумления, подумал и фыркнул еще раз.

— Что, дружище, — поинтересовался Лерметт у своего скакуна, — опять я дурак выхожу?

— И еще какой, — подтвердил Эннеари. — Рядом ведь с тобой седельная сумка болтается, а тебе и дела нет. Возьми да пошарь. Наверняка в ней съестное найдется.

— Спасители вы мои! — умилился Лерметт, живо подхватывая сумку.

Белогривый фыркнул еще раз. Лерметт смигнул: он готов был поклясться, что в этом звуке отчетливо послышалось: «Ну то-то же!»

— Еще теперь и лошади будут мною командовать, — промолвил Лерметт одними губами. Произнести это не только вслух, но даже и шепотом он не решился: у Белогривого наверняка ведь свое мнение имеется, кто здесь кем командует.

В сумке действительно обнаружилась еда. Лерметт мигом уничтожил высушенную до шелеста тонкую лепешку и захрумтел яблоком. Несколько мгновений — и огрызок полетел в придорожные кусты, шумно всплеснув листвой.

— Ну что, наелся? — засмеялся Эннеари.

Ответа, однако, не последовало.

— Лерметт... эй, Лерметт, ты что молчишь? — обеспокоясь, спросил Эннеари.

— Я не молчу, — зевнув, возразил Лерметт. — Я сплю.