Та, что правит балом

— Да, а что? Да мне полгорода «бабки» должны. Чем я, по-твоему, сейчас занимаюсь? Я же говорил: собираю старые долги, чтобы нам с тобой было на что жить в теплых странах. Кстати, у меня сюрприз. Приятный, надеюсь, — засмеялся он.

— Какой сюрприз?

— Сейчас увидишь.

Через некоторое время он притормозил. Сообщил:

— Вот и мой сюрприз.

Наверное, у меня было очень растерянное лицо, потому что он опять засмеялся.

— Посмотри, что это, — кивнул он на здание, возле которого остановился, я взглянула на табличку и повернулась к нему. — Хочешь за меня замуж? — спросил Павел.

— Это что, шутка? — растерялась я.

— Нет. Твой паспорт у меня. Я здесь был вчера и обо всем договорился. Ну, так что?

— Так не бывает, — брякнула я, не зная, что сказать.

— Еще как бывает! Не поверишь, деньги творят чудеса.

— А свидетели?

— Будут тебе свидетели. Слушай, это даже обидно. Ты хочешь за меня замуж или нет?

— Хочу, но…

— Никаких «но». Жаль, что нет толпы гостей, и ты в джинсах, а не в белом платье, но ты мне и такой нравишься, а родственники всегда вызывали у меня тихий ужас. Идем, а то передумаю, будешь тогда локти кусать… — Он засмеялся, и я вслед за ним начала хохотать.

Мы вышли из машины и, держась за руки, стали подниматься по мраморной лестнице.

— Черт, про букет забыл, — хлопнул Павел себя ладонью по лбу. — Вот что, жди меня в холле, а я организую свидетелей и цветы.

Через двадцать минут Павел вернулся с огромным букетом и двумя не совсем трезвыми гражданами. Мужчины, как и я, были совершенно уверены, что Павел дурака валяет, и с недоумением оглядывались.

— Где ты их нашел? — шепнула я.

— У пивной. Главное, паспорта у них есть. Слушай, а где счастливая улыбка?

— Ты чокнутый, — покачала я головой.

— Нет, просто я тебя люблю. Пошли.

Я подозревала, что нас выгонят, но деньги действительно творят чудеса. Процедура заняла двадцать минут, и вскоре мы оказались возле тех же дверей со свидетельством о браке в руках. Павел сунул мужикам деньги, и те, довольные, отправились восвояси. Наверное, назад в пивную. Зато прибежал фотограф и сделал несколько снимков на память.

— Когда будут готовы? — спросил его Павел.

— Завтра, — ответил он.

— Через два часа. Можешь назвать любую сумму.

— Тогда через час, — хмыкнул фотограф и удалился.

— Как впечатление? — хихикнул Павел.

— Ты сумасшедший, — засмеялась я.

— И это все, что ты можешь мне сказать?

— Я тебя люблю.

— Уже лучше. Что будем делать целый час?

— Понятия не имею.

Он опять засмеялся.

Мы слонялись по улицам, обнявшись, я — с огромным букетом в руках. Фотографии мы получили, Павел остался доволен, о фотографе и говорить нечего, а я чувствовала себя так, точно все происходило не на самом деле. А еще мне не давала покоя смутная тревога, от которой я никак не могла избавиться.

Потом забрели в парк. Шли по аллеям, но то и дело останавливались и целовались под укоризненными взглядами старушек, сидевших на скамейках вдоль дорожек.

— Надо бы заехать к Машке… — робко сказала я.

— В такой день? Ну, уж нет, — покачал головой Павел. — Сегодня Машка обойдется без тебя. Мы едем в ресторан. Уверен, ничего подобного ты еще не видела. Маленький, уютный, а по вечерам там старый цыган играет на скрипке. Тебе понравится. А пока есть время, я бы хотел тебя соблазнить. В конце концов, теперь я твой муж, и большое свинство с твоей стороны мне отказывать.

— Даже не надейся, — засмеялась я.

* * *

Ресторанчик в пригороде, возле старой пристани, действительно был маленьким и уютным. На столах горели свечи, и пустой зал тонул в темноте.

— Мы здесь будем одни? — шепнула я.

— Конечно. Кто нам еще нужен?

Старый цыган в поношенном костюме с кожаными заплатками на локтях играл на скрипке, и музыка была нежной, щемящей душу. А еще она была похожа на мечту, которая всегда прекрасна и всегда обманет.

Скрипач подошел к нам и поклонился. Павел улыбнулся в ответ и кивнул, как кивают другу. Лицо его было грустным и счастливым, и я подумала, что настоящее счастье неотделимо от грусти. Может, потому, что мы боимся его потерять? И я боялась, что все вдруг исчезнет, что я скажу что-нибудь не так или не то, и Пашка рассердится, улыбка исчезнет с его лица…

— Спасибо, — сказал Павел музыканту.

— Я счастлив, что доставил вам удовольствие, — поклонился цыган и улыбнулся, глядя на меня. — За все время, что я вас знаю, вы впервые с дамой.

— Это моя жена, — сказал Павел с такой гордостью, что на моих глазах выступили слезы.

— Очень красивая. Очень, — сказал цыган. — И любит вас. Я вижу. Жаль, что я ничего не могу подарить вам, но я сыграю.

Он заиграл старое танго, страстно и самозабвенно, и томящие душу звуки заполнили маленький зал, заставляя замирать от муки и счастья. Павел поднялся и взял меня за руку, и мы танцевали в пустом зале, все теснее прижимаясь друг к другу, и я заплакала, уткнувшись лицом в его грудь, и простила своей жизни все за эту минуту. Теперь я была ей благодарна. Я была счастлива.