Жаль, что она раньше об этом не подумала. Возможно, даже и думала, но в суете мысли затерялись.
Вчера перед Тарисовым она чувствовала себя беззащитной. И глупой. По отдельности эти два ощущения ещё ничего, а вот вкупе – опрокидывают на лопатки. Подобного больше допускать нельзя.
– Если что-то понадобится, Юля, подойдите к охраннику, который окажется поблизости, и передайте через него информацию мне. Или пусть он по рации свяжется со мной, и мы с тобой побеседуем.
Степан – сама любезность. Особенно сегодня. И особенно с утра.
Юля взяла Сережу за руку. Тому не терпелось уже пуститься вприпрыжку по брусчатке.
– Если обойдете дом, там увидите большую беседку. Внутри мебель для улицы с хорошими мягкими матрасами.
Именно туда они и направились с Сережей. Сын пришел в восторг. Прекрасная террасная доска, качественная мебель из ротанга. Стол из цельного дерева. И даже камин имелся с грилем!
Если бы Юлю пригласили на вечеринку, и она увидела бы подобную беседку, то весь вечер провела бы в ней, носа не показывая вне. Уютно и очень романтично. Особенно сейчас, когда осень окрасила двор желтой листвой и коснулась травы. Сереже в беседке тоже понравилось.
Согласовав действия, они решили обосноваться здесь.
Юля ждала звонка из дома и обрадовалась, когда на дисплее высветилось «мама».
– Привет.
– Привет, родная. Как вы? Как сама? Как Сережа?
Мама волновалась и говорила слишком быстро, дыхание немного сбилось. И это педагог со стажем, привыкший работать с детьми.
– Мама, все относительно нормально. Не переживайте. Мы живы, здоровы. В данный момент гуляем.
– Одни?
– Да.
Они обменялись незначительными впечатлениями, Юля скупо рассказала про дом Тарисова.
– Сереже, наверное, нравится, – с нескрываемой тоской сказала мама.
А вот это уже было больно.
Юля подняла голову и невидящим взглядом посмотрела на деревянную крышу беседки.
Бабушка с дедушкой тоже ревновали. И тоже имели на это полное право. Они жили обычной жизнью обычной российской семьи. Работали, занимались домом. Помогали с внуком. Давали ему и самой Юли всё, что могли. Юля видела и благодарила их. Иногда было непросто всем, но каждый член их семьи старался. У каждого были обязательства, и последние годы они неизменно крутились вокруг Сережи.
Семье Балаевых не хватало звезд с небес. Они им были не нужны. Они умели быть счастливыми и без них.
И когда давно слаженный мирок рушится – всегда больно. Радость сменяется неконтролируемой обидой и толикой отчаяния. Сразу приходят мысли о собственном несовершенстве.
– Мам! Даже не смей об этом думать! – Юля старалась не повышать голоса, чтобы не испугать Сережу. Пусть тот и занят игрушками, но ушки по-любому навострил.
– Я и не думаю.
– Кончено! Не думаешь! Я по голосу слышу! Ты сто процентов накрутила себя. Что, может, надо было больше игрушек покупать… Чаще некоторых товарищей баловать… И пиццу ту вредную с колой ему тоже надо было позволить! Мам! Я тебя очень прошу, прекрати.
Послышался вздох.
– Ты у меня умница, доча.
Ага. Была бы умницей, не переспала бы с незнакомцем. А переспав, потрудилась бы проследить за циклом.
– Мам, как папа? – Юля быстро перевела тему. Ни к чему её развивать дальше, разревутся обе.
– О-о-о…
– Так. И что означает это твоё «о-о-о».
– С утра приехал Василий Петрович.
– Дедушка?
– Он самый.
Юля не могла не улыбнуться. Теперь она понимала мамину реакцию. Когда приезжал дедушка, атмосфера в их доме стремительно менялась.
Дедушку Юля обожала, несмотря на его суровый нрав. Ещё больше его любил Сережа. Дед безбожно его баловал, а правнук и рад стараться. Маме с папой оставалось лишь качать головами и разводить руками.
Когда появлялся старший Балаев все начинали жить по его правилам. Бывший военный врач, он не растерял властные повадки, и когда ему перевалило далеко за семьдесят.
– Мам, он про нас спрашивал? – с осторожностью поинтересовалась Юля, заранее зная ответ.
– Спрашивал.
– Правду сказали? – Юля состроила гримасу, словно прямо сейчас в беседку войдет дедушка и начнет чихвостить внучку. За что – найдется.
– Конечно. Разве от него скроешь…
– Сильно ругался?
– Пересказать дословно? – мама многозначительно хмыкнула.
– Не надо мне обогащать великий и могучий.
– Вот-вот. Но это ладно… Юля, он же приехал не просто так. Деньги привез на операцию Михаилу. Четыреста пятьдесят тысяч. Миша же от него скрывал всю серьезность болезни. Василий Петрович, видимо, узнал. И вот… Приехал.
В горле у Юли запершило.
Дедушка… он такой. На вид суровый, добрый внутри. Это про него сказали: последнее отдаст.
– А что папа?
– Как будто ты нашего папу не знаешь, – фыркнула мама. – Пока ругаются. Я вышла в сад, дала им возможность поговорить по душам. Василия Петровича я понимаю, бушует, что сын не рассказал, насколько всё серьезно. Плюс, ты же понимаешь, связи у него остались… Вон слышу, как кричит, что ему достаточно позвонить какому-то профессору Севастьянову, а он между прочим… О-о-о… Дальше снова, как ты выражаешься, идет великий и могучий. Всё, Юля, я это слышать больше не могу. Пойду пересяду дальше.
– Мама, не переживай, давление поднимется. Папа с дедушкой разберутся.