Та, что надо мной

Этого он уже не выдержал и бросился на меня. Я успокоил его, ударив рукоятью кинжала по голове, связал и подождал, пока он очнётся и сможет говорить. Расспросив мельника, я понял, что сообщников у него не было, и денег ему никто не давал — Киртом двигала лишь его собственная корысть. Я запер его в доме, но вокруг вскоре собралась разгневанная толпа из Туренмара и Реквира. В конце концов, я плюнул, и отдал его на расправу, не особо любопытствуя, что с ним сделают. Однако его жену, дочь и сына я выдавать отказался, поскольку они никак не участвовали в его кознях и едва ли о них знали. Мне пришлось переночевать для верности в их жилище. Спать на кровати Кирта мне было противно, и я, подстелив куртку, устроился на полу. Под утро ко мне пришла трясущаяся от страха вдова и я, мало-помалу, вытянул из неё, почему жители к ним так немилосердны. В последние годы, когда налоги заметно возросли, мельник сделал своими должниками едва ли не половину деревни. Оставлять в деревне его наследников никто не хотел.

К рассвету толпа снова собралась вокруг дома. Я вывел женщину на крыльцо, и она поклялась перед всеми забыть о процентах и подождать с уплатой долгов ещё три года. Я, в свою очередь, потребовал от крестьян клятвы предками не чинить вреда этой семье.

* * *

Возвращаясь в замок, я думал о том, что простолюдины куда скорее нас на суд и расправу, и наглый мерзавец вроде Оллина Кори не был бы у них неприкосновенен. Но сколько невиновных лишились бы жизни вместе с ним?

Последние мгновения Кирта были, вероятно, ужасны, но я не чувствовал к нему жалости. Начнись поветрие даже в войске Атки, нашего противника, меня это не обрадовало бы. Так уж выходит, что люди воюют друг с другом, но гнусно брать себе в союзники нашего общего врага. А мельник был готов переморить целую деревню из-за собственной жадности. Мне пришлось повидать немало убийц, интриганов и воров, но откуда берутся люди, подобные Кирту, я никогда не понимал.

* * *

На десятый день после нашего возвращения в Сорен горячка с бледностью лица и сыпью на коже началась в лагере у двух благородных из столичных семей и одного слуги. Болезнь протекала легче, чем обычно, не давая помрачения сознания. Так что жизни она покуда стоила лишь нескольким здешним петухам, отправившимся в котёл, поскольку слишком грубая пища может повредить такому больному. Однако даже Вайну не приходило в голову завидовать этой привилегии. Один из парней был его приятелем, и он каждый вечер подкарауливал меня, чтобы узнать новости о его здоровье. Арден был, конечно, привередлив и невоздержан на язык, что не украшает воина, но за друга переживал всем сердцем, и у меня не хватало духа припомнить ему былое.

Во все следующие дни, к моему облегчению, новых больных у нас не появлялось. В соседних деревнях слегли несколько крестьян, но бòльшого поветрия тоже не было. Внук Монри, по моим сведениям, оставался здоровёхонек.

* * *

В один из вечеров караул лагеря привёл в замок Альда и Лаури в сопровождении нескольких слуг. Было так непривычно видеть их в одежде для всадников. Целый день езды явно утомил книжника, ступал он неуверенно. Удивительно, что он вообще вспомнил, как сидеть на лошади. Я поспешил им навстречу. Лаури, кажется, была искренне мне рада, но Альда при виде меня смутился и смешался. Я понял, что нам необходимо поговорить наедине, отослал слуг с девочкой, и повёл его в одну из комнат замка.

— Друг мой, — сказал я (лицо книжника при этих словах омрачилось), — вы не воин, и никто не ожидает от вас легендарного мужества. Я догадываюсь, что дела в столице сейчас плохи, и тем, кто не подтвердил всецело свою верность Сулве, приходится на многое идти, чтобы просто выжить.

— Хуже, чем вы думаете. Сулва уже не скрывает, что пляшет под дудку Кори. Любого могут схватить и отправить в тюрьму просто по желанию безумного негодяя. И не только это…

— Что с вами случилось?

— Я виновен перед вами, Шади, виновен непростительно. Я предал ваше доверие. Лаури я к тому времени уже отправил со слугами в монашескую обитель, чтобы она могла изучать книги. Я испугался только за свою жизнь, свою никчёмную жизнь…

— Чего же от вас хотели? Кто это был?

— Кори и его люди. Клянусь, будь их двое или хотя бы трое, я выдержал бы даже пытки. Но их было много, их опять было много, и я видел, как все они смеются над моим бессилием.

— Я лекарь, Альда. Я знаю, что если кто-то страдает припадками, то бессмысленно укорять его за судороги и корчи, хотя они выглядят и не слишком приглядно. Что они спрашивали у вас?

— Они хотели знать, какова ваша природа, и я открыл это, хотя мог бы, наверное, солгать.

— Только моя? Они хотели ваших догадок про кого-то ещё?

Альда, чуть успокоившись, начал старательно припоминать. Видно было, что это даётся ему нелегко.

— Нет, только про вас.

— Отлично, Альда! Просто отлично! Всё складывается к лучшему. Не вините себя. В конце концов, нельзя слишком долго прятать шило в мешке.

Он поглядел на меня с изумлением.

— Почему?