Та, что надо мной

Как бы то ни было, Кори вряд ли действует сам. Кто-то отравил колодец в Реквире. Если цель злоумышленника — разжечь эпидемию, то следующий заражённый колодец будет, по всей вероятности, в ближайшей отсюда деревне Туренмар.

Словом, я доехал до Туренмара, оставил коня в лесочке и провёл всю ночь, прячась в канаве и ожидая, не прокрадётся ли кто к колодцу. Толку из этого не вышло никакого. Хорошо хоть, что крестьяне встают рано, и моё неожиданное появление не напугало старушку, пришедшую за водой чуть свет. Они с односельчанами старались избегать друг друга после того, как Монри забрала внука из деревни, где жила в замужестве её дочь. Родители мальчика погибли от поветрия, он же то ли перенёс болезнь очень легко, то ли и вовсе остался здоровым. Такое редко, но бывает. Монри была рада случаю спросить у меня совета с глазу на глаз, я же пытался вытянуть из старушки нужные сведения, но не слишком преуспел. Здравый смысл победил в ней обычную крестьянскую скаредность и лень, и она сожгла домашнюю одежду ребёнка и хорошенько вымыла его самого. Монеты из закладки она, правда, забрала, но долго кипятила их с щёлоком. Судя по её платью, покойный зять был изрядным жмотом, и бабке не помогал. Но она стыдилась сказать это чужому, зато расписывала в красках, как он был богат. Подумать только, у него даже был ночной сосуд с розочками, как у благородных, чтобы не бегать по ночам во двор. Удивительно, какие вещи сходят в деревне за роскошь.

Я заверил Монри, что спустя где-то три четверти луны за здоровье ребёнка можно будет уже не беспокоиться. Но ещё хотя бы полгода ей придётся внимательно следить за чистотой, поскольку эта зараза может прятаться достаточно долго.

О том, как началось поветрие, старушка ничего рассказать не могла. Мои догадки, похоже, оправдывались. Зять не слишком радовался её появлениям, и дочь она навещала редко. Только когда пришло известие, что родные тяжело больны, Монри отправилась выручать мальчика — и добралась уже к похоронам.

Расстались мы почти друзьями — и, глядя на то, как только что с оханьем потиравшая поясницу бабка быстро шагает с полными вёдрами домой, к внуку, я мысленно пожелал ей прожить ещё много лет.

* * *

Чем бы ни подкупал Кори других своих сообщников, крестьян ему проще всего было соблазнить деньгами. В Реквире и Туренмаре я уже успел расспросить, нет ли у них кого-то, кто неожиданно разбогател. В деревне трудно скрыть такие перемены. В следующие несколько дней я пытался разузнать это и в других поселениях, но хотя мужланы сторонились меня уже поменьше, никто не смог мне ничего сказать.

Хорошенько подумав, я решил, что шальные деньги легче всего спрятать тому, кто и так достаточно богат и не имеет неотложных нужд, на которые их надо потратить. В Сорене мы застряли надолго, и мне всё равно надо было договариваться о дополнительных поставках провизии, так что у меня был повод обойти дома зажиточных крестьян. Я решил, что внимательно присмотрюсь к тому, как они ведут себя при разговорах о поветрии. Через несколько дней за пропитание нашей армии можно было уже не беспокоиться, но ничего подозрительного я так и не нашёл, и продолжал свои поездки.

* * *

Обращаться к Кирту меня отговаривали едва ли не все его односельчане из Туренмара, утверждая, что он-то найдёт способ содрать денежек побòльше, а привезти поменьше. У них был по этой части богатый опыт. Кирт, владея ветряной мельницей, брал за помол каждый пятый мешок муки, и даже не трудился, как принято в этих краях, оставлять сколько-то для бедных и для вдов. Он драл бы и бòльше, но в соседнем Реквире тоже была небòльшая мельничка, которую ему никак не удавалось прибрать к рукам.

Услышав всё это, я насторожился, и спросил, не отъезжал ли куда Кирт вскоре после того, как как старая Монри получила известие о поветрии в деревне, где жила её дочь. Оказалось, что отъёзжал — как он сам утверждал, договориться в других поселениях, кто в какой черёд будет молоть зерно, хотя время для этого было явно неподходящее.

Кирт встретил меня со всеми церемониями и проводил для беседы в комнату, где стояла хозяйская кровать с покрывалом — редкая вещь в деревне и явный предмет его гордости. После разговора о том, что зерно дорожает, я, наконец, решился, и прямо сказал, что знаю, куда он ездил. Деревенские уже считали меня едва ли не колдуном, и девять из десяти после этого взмолились бы о пощаде. Но мельник оказался крепким орешком и, не переменившись в лице, отвечал:

— Не было такого, господин.

Сразу же выпроводить меня он не решился, и не мудрено — кинжал был при мне. Не знаю уж, что на меня накатило, но я самым неблагородным образом полез под кровать и вытащил оттуда ночной горшок, расписанный розами.

— Ты забрался в выморочный дом, взял его оттуда и вылил ночью в реквирский колодец. А потом пожадничал, отмыл и забрал себе. Жаль, что тебя не настигло поветрие.