Та, что надо мной

Я добился, чтобы меня поставили в первый ряд недалеко от Миро, поскольку понимал, что мальчик покинет своё место по доброй воле только убитым или тяжело раненым. Но в этот день нам обоим везло. Я был в полной силе, и во вражеском строю напротив меня сменилось пять или шесть человек. Миро получил всего пару царапин, хотя его куртка из прочной кожи была изрезана так, что её пришлось выкинуть. Свед зарубил нескольких врагов, но к середине боя страшно вымотался. По счастью, друзья заметили это и быстро заставили его уйти назад. Лось — это воплотившаяся в зверя мощь нашего леса, он достаточно крепок и отважен, чтобы отбиться от стаи волков. Но у него короткое дыхание, и он слишком быстро теряет силы.

* * *

Следующее удобное место для обороны располагалось на южной дороге примерно в половине дня пути отсюда. Поэтому когда Атка рано с утра увёл свои войска, мы ожидали, что он пойдёт туда, и через некоторое время выступили по дороге сами. Путь был утрамбован повозками и утоптан множеством пеших, так что слякоть не мешала нам двигаться быстро.

Но уже близился вечер, а его лагеря пока не было видно. Разведчики, посланные Малвой, сообщили, что наши противники ещё в пути и, похоже, не собираются останавливаться.

Я вспомнил, что ещё днём видел в канаве мёртвого крестьянина. Кто-то уже снял с него одежду выше пояса, остались только испачканные кровью и нечистотами штаны. Живот у него был сильно вздут, как иногда случается, если разрезаны кишки, но следов от оружия на теле не было.

Чуть дальше рядом с дорогой располагались выселки — пара домов, где обосновались те, кто обрабатывал самые дальние поля. Я попросил Малву остановить колонну и направился туда, поскольку жителей надо было кое о чём расспросить. Дым из труб не шёл, хотя даже на юге в это время года к вечеру обычно растапливают печи, чтобы подать вернувшемуся с поля хозяину ужин и прогреть жильё на ночь. В хлеву ревела недоеная корова. Я уже понимал, что поговорить мне будет не с кем, но всё же подошёл поближе и не услышал бòльше ничего — ни детского крика, ни обычного шума, сопровождающего женскую возню по хозяйству. Только ветер обрывал с крыши поредевшую за зиму солому. Один из дворов был закрыт на замок, а двери и окна дома заколочены.

Я вошёл в незапертый двор и толкнул дверь дома. Прямо на полу, навзничь, лежала мёртвая крестьянка, замотанная в несколько слоёв разномастного тряпья — видимо, во всё, что она сумела найти. Она была совсем молодой и не успела ещё от тяжёлой работы потерять обычную для женщин нашего юга недолговечную красоту. Лицо в обрамлении тёмных кудрей казалось невозможно бледным. Я задел люльку, и она начала раскачиваться. В ней беззвучно перекатывался по грязным пелёнкам от одной стенки к другой, как деревянная кукла, голый младенец со вздувшимся животом, покрытым сыпью.

Я вышел, тихонько прикрыв за собой дверь, и побрёл к дороге.

— Нам стоит вернуться назад, герцог — сказал я Малве.

— Почему? — спросил он с гневным недоумением.

— На этих землях поветрие. Полагаю, что Атка тоже захотел их скорее покинуть, чтобы от заразы не пало бòльше людей, чем от стрел и палашей.

— Дело так серьёзно?

— Да. Эта болезнь заразительна почти для всех, во всяком случае, там, где нет возможности поддерживать чистоту. Она часто кончается смертью, а тех, кто выжил, надолго лишает сил.

— Поэтому вы предлагаете вернуться к замку? Не преследовать Атку, когда мы, наконец, собрали войско и добились перевеса?

— Воевать сейчас — всё равно что играть в кости. Мы можем одержать верх. Можем потерять от поветрия бòльшую часть армии. Можем победить, дойти до столицы и занести заразу туда. Мы с вами, герцог, уже не в тех летах, когда играют в кости. Атка тоже. Полагаю, разведчики в конце концов донесут, что он остановился там, где заболевших пока немного, а в лагере легче поддерживать послушание и порядок.

— И что же делать нам, если мы отступим?

— Имея под боком замок со слугами, легче позаботиться о том, чтобы болезнь к нам не пробралась. Для начала я проверю воду в колодцах. И ещё одно — во время переговоров многие молодые ребята, привыкшие к домашней еде, скидывались и отсылали в деревню за молоком, творогом и свежим хлебом. Тогда в этом не было беды. Надеюсь, что подхвативших заразу у нас пока нет. Но сейчас в лагере стоило бы разрешить лишь варёное, а из питья — только травяные настои, поскольку их заваривают на кипятке. Можно каждый день выдавать понемногу вина из наших запасов. Не знаю, будут ли слушать меня, но вам, герцог, они должны повиноваться — и воины, и слуги. К нам уже сбежались потаскушки. Прогнать их всё равно не получится — их будут прятать или, что ещё хуже, тайком шляться по окрестным бабам. Но следует хотя бы не выпускать их из лагеря, как и всех прочих, и не впускать новых.

Гневное выражение на лице Малвы понемногу сменялось озабоченным. Я понял, что герцог уже думает о том, как всё устроить и с чем обратиться к воинам в приказе.