Та, что надо мной

Выбить оружие, которое этот юный болван уже приставил к своей груди, я не успевал. Но кое-какие шансы оставались. Благородные в первую очередь учат подростков владеть палашом, уделяя мало внимания прочим видам вооружения. Рубящие удары отрабатывают при этом куда дольше, чем колющие — для них нужна сила, которая приобретается не сразу. Да и в учебном поединке такие удары безопаснее. Обычно те, кто осваивает палаш, хуже, чем сражающиеся на кинжалах или, тем более, лучники, понимают, как устроено человеческое тело, поскольку для них важнее сила удара, а не его точность. И бòльше всего глупостей почему-то совершают, пытаясь разобраться в том, где расположено сердце.

Так и есть. Когда я подбежал, он ещё держался за рукоять. У парня хватило мужества, чтобы глубоко загнать в себя кинжал, но он ещё дышал. Не попал в сердце, зато, судя по крови на губах, задел себе лёгкое. Оружие заклинилось в ране, не давая проходить воздуху, и это было очень хорошо, поскольку иначе у него оставалось бы лишь несколько мгновений жизни.

Я позвал Вула, мы вдвоём занесли его в дом и осторожно устроили на постели, где до этого лежал я. Я узнал юношу. Рыжеватые вьющиеся волосы, тёмные глаза — молодой Холи из семьи родственников Роди. Оборотень-лисёнок. Я не знаю, что случится с раной, если превратить его, не вытащив кинжала. Разумнее всего было бы вынуть оружие, пока он в человеческом облике, и быстро закрыть отверстие. Но переживёт ли это Холи? Обычное взбудораженное состояние, в которое часто впадают после тяжёлого ранения, уже сменилось у него безучастной слабостью, лицо покрылось холодным потом, взгляд был почти неподвижен. Я догадался, что надо сделать, и пошёл в подвал, где у меня стоял маковый настой, ругаясь про себя последними словами.

По счастью, парень оставался в сознании, и нам с Вулом удалось его напоить. Ожидая, пока снадобье сработает, я уговаривал его собраться с силами и бороться:

— Холи, никогда не надо сражаться на стороне собственной смерти. Это наш враг, не верь ей. Пока ты жив, всё может перемениться к лучшему, а твоя гибель только порадует ненавистников и огорчит тех, кто тебя любит. Никто не знает точно, что ждёт нас впереди, и сдаться раньше времени — значит уступить собственному страху.

Пытаясь его убедить, я чувствовал, как краска заливает моё лицо. Ведь по сути дела все последние луны я и сам убивал себя, только медленно. Вправе ли я всё это говорить?

Но Холи слабо кивнул, и я понял, что он готов выполнять мои распоряжения:

— Я дам тебе знак, выдерну кинжал, и после этого ты примешь свой второй облик. Постарайся как можно скорее залечить рану, иначе она тебя погубит.

Наконец его зрачки сузились, и я понял, что настой подействовал. Я ухватился за рукоять, потянув её на себя со всей возможной силой. Юноша выгнулся дугой и закусил губу, но всё прошло легче, чем я опасался. Воздух тут же начал входить в отверстие, но я прикрыл его лоскутом кожи, который уже держал наготове.

Сил на превращение у Холи не хватало, и я немного помог ему, стараясь, чтобы это осталось незамеченным. Спустя мгновенье на постели извивался молодой лис, отхаркивающий кровь из пасти. Я придерживал его обеими руками, чтобы он себе не повредил. Прошло довольно много времени, прежде чем Холи почти полностью заживил рану, затих и уснул.

Чувствуя себя совершенно измочаленным, я отослал Вула с запиской для родителей юноши, добрался до соседней постели и тоже заснул, не раздеваясь.

Проснулся я уже ранним утром следующего дня, солнце только всходило. Лисёнок дремал под одеялом и тихо поскуливал, свернувшись калачиком. Я решил, что, пожалуй, уже пора снова обратить его в человека. Через некоторое время можно будет разбудить Холи и напоить отваром, помогающим при лёгочных болезнях. Я пошёл в кухню, которая, как это у нас обычно принято, располагалась в другом конце дома, чтобы летом жильцам не мешала духота. Жена Вула уже затопила печь, и я хлопотал на кухне рядом с ней, целиком погрузившись в отмеривание и смешивание необходимых трав. Неожиданно какие-то едва слышимые звуки заставили меня насторожиться, и я поспешил в спальню, тревожась из-за того, что не мог разглядеть линий крови подростка.

Холи, вытянувшись, лежал на постели, и из его груди снова торчал нож. Только воткнувший его, в отличие от юноши, не промахнулся. Одеяло было откинуто, дверь распахнута настежь, калитка открыта. Я добежал до ограды, но убийцы уже и след простыл. Вул поливал деревья с другой стороны дома, и никого не заметил.