Та, что надо мной

Отдыхая от наших занятий, мы чаще всего обсуждали вместе с Сейно то, что мне удалось разобрать в старых и новых книгах. Магические ухищрения были чужды ясному уму обоих Тэка, а вот история Павии и наших соседей — урготцев и йортунов — занимала их необычайно. Однажды я потратил целый вечер, объясняя, почему так много власти в государственном совете Ургота досталось главам городских цехов, запутался сам и запутал своих собеседников.

Эти летние и осенние луны текли спокойно и, пожалуй, даже радостно. Кто-то иной, возможно, добавил бы: «Тогда я не знал, что это последние подобные дни». Но это было не так. Все мы трое понимали, что гроза уже близка.

Поэтому вызов от Архивариуса, заставший меня в доме Тэка, взбудоражил нас, пожалуй, даже бòльше, чем оно того стоило. Однако даже порывистому Миро было понятно, что лишних вопросов задавать не следует.

* * *

Другие народы считают павийцев — во всяком случае, наших родовитых с их двойной природой — едва ли не воплощением Зла, а проведённый пятьсот лет назад Обряд Единения — омерзительным колдовством, открывшим дорогу этому злу. На деле же обряд лишь сделал ясным и открытым то, что соединяет человека с остальным миром. Просто прочие боятся спросить себя, чей гнев отправляет кровь в бешеную гонку по жилам, чья нежность заставляет мать прижимать к себе дитя, чьё вожделение бросает любовников в объятия друг к другу.

Но если в павийском укладе и есть что-то, что близко к абсолютному, бесспорному злу — то это магия, делающая из человека Архивариуса. Даже ради блага страны отнять у человека его чувства и желания всегда казалось мне чудовищным, пусть в обмен он и получает недоступные другим знания и невозможную для них ясность ума. Единственное, что отчасти примиряло меня с этим решением — первым Архивариусом некогда стал Зуль, брат-близнец и бывший соправитель великого короля Орена. К тому времени у него уже была жена и сын-подросток. Став Архивариусом, он продолжал заботиться о них и о брате, но оставил свой дом и поселился отдельно, поскольку не мог вынести того, что не испытывает к ним бòльше любви. Сын Зуля и положил начало роду Тэка. Тэка часто попадали в немилость и даже кончали свои дни на эшафоте как опасные соперники королей, люди умные и бесстрашные. Но для того, чтобы оказаться на троне, одни Тэка были слишком верны клятве, а другим недоставало удачи. Однако при каждом короле кто-то из этого рода всякий раз снова занимал своё наследственное место архимаршала.

Наш род тоже пошёл от внучки Зуля. Однако меня вряд ли будут просить, чтобы я вернулся на отцовское место королевского камергера.

В этих размышлениях я и дошёл до одинокого домика в королевском саду, искренне пожелав, чтобы дни нынешнего Архивариуса продлились, насколько это возможно, и ему не потребовалось бы искать приемника слишком рано.

Архивариус как всегда бесстрастно начал с главного:

— В городе появился ульф.

— Есть убитые? — спросил я.

— Пока только перепуганные до смерти, исцарапанные и пострадавшие от ушибов. Но по Вилаголу уже расползлось столько слухов, словно всему городу скоро придёт конец. Я хочу, чтобы ты его изловил.

— Но почему я? Это скорее всего ещё подросток. Вы же понимаете, что я не смогу…

— Я сказал «изловил», а не «убил». Вот поэтому. До сих пор он слишком успешно ускользал от нас, и я подозреваю, что ему мог дать убежище какой-то из домов, рвущихся к власти. В своих, разумеется, целях. Пока нападали только на слуг, но кто знает, к чему его готовят.

Легковерные простолюдины, вроде запуганного мной оболтуса, полагают, что ульфы — это призраки, которыми могут становиться умершие благородные. Истина куда проще. Ульф — своего рода оборотень, только превращается он не в существо этого мира, а в ночной морок, размытый ужас, очертания которого не может схватить человеческий глаз. Однако у этого морока обычно есть зубы или когти, оставляющие вполне осязаемые следы. А у нынешнего ульфа, судя по описанию нападений, ещё и крылья.

Во втором своём облике ульф почти неуязвим, но даже если его не убивают в человеческом, он обычно погибает сам задолго до зрелости. Погибает, успев натворить бед.

Весь вечер мы сидим над картой города, отмечая каждое место нападения. Происшествия разбросаны по всем концам города и не указывают на какую-то определённую точку. Впрочем, имея дело с летающим созданием, наивно было бы на это надеяться.

Когда увильнуть от этого уже не удаётся, я обычно начинаю рассуждать. Ульф — оборотень, пусть очень странный, пусть даже извращённый или неполноценный. Бывает ли у них Обретение? А Запечатление? Проще всего спросить у Архивариуса, хотя мне придётся подойти опасно близко к запретному.

— Вы не чувствовали Обретения этой твари?

— Нет, определённо нет. И предваряя твой вопрос — Запечатлений я не чувствую. Для судеб Павии важны главным образом те, кто уже имеет вторую природу. Но ход твоих мыслей разумен — мы слишком мало знаем о сущности ульфов. Пожалуй, мне стоит поговорить с Альда, чтобы он согласился обсудить с тобой сведения о прежних случаях.