– Одни полагают меня опасным безумцем, – сказал он, – другие, наоборот, видят во мне то, чем не решились стать сами. Второе, конечно, лестно – но так же незаслуженно, как и первое. А что вам говорил про меня Ариэль?
– Что-то невнятное, – ответил Т. – Сквозь зубы.
– Вы ведь знаете, что я тоже был частью этой истории?
– Да, Ариэль упоминал. Что-то про католическую сутану и два хлебных ножа.
– Стыдно вспомнить, – вздохнул Соловьев, – сколько я загубил безответных усачей из ведомства Кнопфа. Но потом возникли трудности.
– Какие? – спросил Т.
– Дело в том, что я раскусил Ариэля. Понял одну вещь, которая разрушила весь его замысел.
– Что же именно вы поняли?
Соловьев прищурился и смерил Т. долгим взглядом, как бы колеблясь, отвечать на этот вопрос или нет. И, видимо, решил ответить.
– Скажите, граф, не приходило ли вам в голову, что вы с самого начала были созданы не для торжественной и высокой роли, смутно упомянутой Ариэлем, а именно для той самой, какую играете? Я имею в виду, с первой минуты?
Т. нахмурился.
– А хоть и так, какая разница? Ведь происходящее от этого не изменится…
– Изменится, и еще как, – сказал Соловьев. – Дело в том, что в этом случае вы оказываетесь героем совсем другой истории, чем привыкли думать.
Т. вдруг ощутил странный холодок под ложечкой.
– То есть?
– Вы верите, что это история графа Т., пробирающегося к неизвестной цели, которая меняется в зависимости от пожеланий заказчика. Историю придумывает некий Ариэль Эдмундович Брахман и подчиненная ему бригада авторов. И этот Ариэль Эдмундович от нечего делать вступает иногда с графом Т. в каббалистическое общение, остающееся как бы за границами романа про графа Т. Верно?
– Верно, – сказал Т. – Так и есть.
– Почему вы в это верите?
– Потому что такая версия реальности была многократно подтверждена на практике.
– Но все практические подтверждения этой реальности были частью той самой реальности, которую они подтверждали. Не так ли? Тут бы умному человеку и заподозрить неладное. Вы ведь, слава Богу, не какой-нибудь физик-экспериментатор.
– А как обстоят дела на самом деле?
– Вы действительно герой романа. Но роман не только про вас. Это роман про Ариэля Эдмундовича Брахмана и его подручных, командующих големом по имени «граф Т.», которого они мягко, но настойчиво уводят от поиска вечной истины к высасыванию душ в консольном шутере, мотивируя это требованиями кризиса и рынка. Романом является описание этого процесса во всей полноте.
– Но что при этом меняется?
– Самое главное. Ариэль никакой не бог-творец. А такое же точно действующее лицо, как мы с вами. В нужный момент он просто появляется на сцене и произносит свои реплики.
Т. вскочил на ноги и заходил взад-вперед по камере.
– Вы хотите сказать… Но он ведь совершенно точно может… Влиять на события. Совершать чудеса.
– Ну и что? Это просто герой с такой способностью. Для кого-то, возможно, ваше умение ловить топор за лезвие – тоже чудо. А для вас это самая обыкновенная вещь на свете.
– Вы хотите сказать, Ариэль лжет? Он в действительности не автор?
– Нет. Он автор. Но это герой, чья роль в том, чтобы быть автором. Понимаете ли? В истинном пространстве Книги он не демиург, а такой же персонаж, как и мы с вами. И это касается не только его самого, но и всех его подручных.
– Над этим следует подумать, – сказал Т. – Не стану отрицать, сильно зашли. Голова кружится.
Соловьев засмеялся, отошел в угол камеры и присел на пустую лежанку.
– Что вы смеетесь? – спросил Т. тревожно.
– Рано она у вас кружится. Все это только предисловие.
Т. облизнул губы.
– К чему? – спросил он.
– Вам известно, каким способом существует весь мир и мы с вами?
– Да, – сказал Т., – я имею некоторое представление о вашем учении. И считаю даже, что достиг в его практическом применении определенного прогресса.
– О чем вы?
– Я имею в виду распознавание демонов, вторгающихся в ум. Я больше не путаю их с собой. Всех их, – Т. брезгливо мотнул головой куда-то в сторону ватерклозетной чашки, – узнаю с первой секунды. Особенно Митеньку и этого Гришу Овнюка.
– Вы уверены, что всех? – прищурился Соловьев.
– Да, – ответил Т. – Я даже понял, что само это узнавание есть действие пятого демона – того, который отвечает за поток моего сознания. Видите, я узнаю даже узнающего, хотя такому меня никто никогда не учил.
– Замечательно, – сказал Соловьев. – Но научились ли вы видеть самое главное?
– Вы говорите о читателе, в сознании которого мы возникаем?
Соловьев кивнул.
– А вот это, – сказал Т., – с моей точки зрения чистый софизм. Читатель никак и никогда себя не проявляет в нашей реальности. Зачем нам вообще о нем думать? Такое же бесполезное допущение, как мировой эфир.
– Тогда еще один намек. Прямо в этой камере, на стене… Нет, вы не туда смотрите. Я имею в виду не изображение повешенного за хвост котяры, а надписи, подделанные тюремной администрацией. Давайте поверим на секунду, что они подлинные. Прочтите любую на выбор.
Т. встал и подошел к стене.