Т

Умное неделание беззаботно. Если описать его на символическом языке момента, оно таково — Ваше Величество, вспомните, что вы император, и распустите думу!

Соловьев

«Ну, это они для жандармов повесили, — подумал Т. — Хотя... Победоносцев ведь упоминал про святого Исихия и помысел-самодержец. Жаль, что так и не успели толком поговорить...»

Дама с камелией заметила, куда он смотрит, и улыбнулась.

— Да-с, умственные построения Владимир Сергеевич не жаловал... Но его тайные последователи в высочайших сферах понимают все слишком буквально. Сколько дум уже распустили — а он совсем не о том говорил.

— А о чем? — спросил Т. — Что это за император?

— Я, если позволите, объясню после собрания, тут в двух словах не скажешь. Сейчас уже времени нет. Садитесь вот здесь, с краю...

Она легонько хлопнула в ладоши.

— Итак, начинаем. Владимир Сергеевич не хотел, чтобы мы, вспоминая его, проводили наши встречи по определенному ритуалу. Он не желал, чтобы мы уподоблялись религиозной секте — это пугало его больше всего. Он говорил примерно так — ну встретитесь, вспомните про меня, посмеетесь...

У дамы с камелией задрожал голос, она сморгнула, и Т. внезапно, безо всяких ясных оснований для такой мысли, решил, что она, скорей всего, была когда-то подругой Соловьева, а девчушка, увиденная им у подъезда — их дочь.

— Но некоторые неизбежные традиции, — продолжала дама, — у нашего маленького общества всетаки выработались, отрицать это глупо. Благодарная память о Владимире Сергеевиче уже протоптала себе, так сказать, определенные тропинки... Одна из них — это короткая медитация, с которой мы начинаем наши встречи. Суть в том, что мы тихо вглядываемся вглубь себя и пытаемся ощутить в себе Читателя — таинственную силу, создающую нас в эту самую минуту... Каждый волен делать это по своему разумению, здесь нет определенной техники или правила... Вы что-то хотите сказать?

— Я? — удивленно переспросил Т., заметив, что дама смотрит на него.

— Простите, но вы так... так подняли брови, и я решила...

— Нет-нет, — отозвался Т., — у меня никаких возражений. Просто, насколько я понимаю учение Владимира Сергеевича, пытаться увидеть в себе читателя бесполезно.

Дама с камелией слегка покраснела.

— Отчего вы так думаете?

— Оттого, — ответил Т., — что это не в нас присутствует читатель, а наоборот — мы возникаем на миг в его мысленном взоре и исчезаем, сменяя друг друга, словно осенние листья, которые ветер проносит перед чердачным окном.

— Какой поэтичный образ, — сказала дама с камелией. — Только немного мрачный. Ну тогда попытайтесь увидеть это чердачное окно — и пронеситесь перед ним сухим дубовым листом... Я же говорила, что у нас нет обязательной для всех процедуры.

— Господа, я не хотел никому перечить, — пробормотал Т. смущенно. — Просто я хотел сказать, что читатель есть принципиально трансцендентное нашему измерению присутствие, поэтому он не может быть дан нам в ощущении.

— Вы знаете, сударь, — с улыбкой вмешался похожий на вольного художника господин с широким желтым галстуком, — я однажды сказал Владимиру Сергеевичу примерно то же самое. И знаете, как он ответил? Он улыбнулся и сказал: то, что ты говоришь, сложно, а истина проста. Читатель просто смотрит. Вот и ты — просто смотри. И больше ничего не надо.

Т. не нашелся, что на это ответить, и лишь кивнул головой.

— Итак, — сказала дама с камелией, — начинаем.

Она негромко хлопнула в ладоши, и в комнате наступила тишина.

Т. решил подойти к делу честно. Зажмурясь, он вгляделся в мерцающую черноту перед глазами. В ней вспыхивали призрачные огни; косо поплыл вниз отпечатавшийся на сетчатке прямоугольник окна.

«Ну и где здесь читатель? Везде, конечно. Все это на самом деле видит он. И даже эту мою мысль думает он — отчетливее, быть может, чем я сам. С другой стороны, господин в желтом галстуке определенно прав — ведь читатель просто смотрит на страницу, да. В этом и заключена функция, делающая его читателем. Чем еще, спрашивается, ему заниматься? Ну вот, и я тоже просто смотрю... Так, а кто тогда этот «я», который смотрит? Зачем тогда вообще нужен какой-то «я», если смотреть может только читатель? Тут загадка. Надо еще много думать. Или, наоборот, не думать совсем...»

Дама с камелией снова хлопнула в ладоши, и Т. понял, что время медитации истекло.

— Ну, — сказала дама, — кого-нибудь посетили интересные переживания?

Господин в желтом галстуке поднял палец.