Сыщик-убийца

— Нет… дело идет об одном арестанте, которым, сам не знаю, почему, я очень интересуюсь… У бедняги нет ни одного су за душой, а ему хотелось бы иметь защитника. Я обещал заплатить…

— В чем обвиняется?

— В краже… Но он клянется всеми святыми, что невиновен.

— Может он представить алиби?

— Да, и самое неопровержимое.

— Это рецидивист?

— Не могу утверждать, но я так думаю.

— Как же объясняет он свой арест?

— Он говорит, что на него сделан ложный донос товарищем, который на него был сердит.

— Имя этого человека?

— Жан Жеди.

— Это прозвище?

— Нет, настоящее имя… Так его записали в книге брошенных детей в день Святого Иоанна в четверг.

Услышав эти слова, Анри вздрогнул. Он сам был брошенный ребенок и помнил об этом.

— Это дает ему право на мое участие, — сказал он. — Несчастные сироты редко находят добрых людей, которые взяли бы на себя их воспитание. Они не видят хороших примеров, не слышат добрых советов. Я увижу вашего товарища.

— Сегодня же?

— Да, — сказал Анри, взглянув на часы, — я сейчас пошлю за ним.

— Так, значит, решено… Я заплачу за него.

— Хорошо… хорошо, — прервал с улыбкой молодой адвокат. — Мы поговорим об этом в удобное время… Вы можете рассчитывать на меня, друг мой, так как я считаю вас честным человеком.

— И у вас скоро будет доказательство этого.

Анри позвонил.

Рене увели в его камеру, и через несколько минут в приемной появился Жан Жеди.

Старый вор не без умысла советовал Рене Мулену избрать в защитники Анри де Латур-Водье. Это имя, услышанное им в тюрьме от Ренади, привлекло его внимание. Де Латур-Водье был сыном важного сановника, подпись которого нотариус Гусиное перо видел двадцать лет назад под письмом.

Что же руководило в этом случае Жаном Жеди? Надеялся ли он добыть через сына доказательство преступности отца, которого до сих пор у него не было?

Эта надежда, если бы она существовала, была бы чистой химерой.

Войдя в залу, опытный вор бросил быстрый взгляд на молодого человека, который, со своей стороны, глядел на него с любопытством.

«Молодчик смотрит хитрецом», — подумал Жан Жеди.

— Вы согласились защищать меня, господин адвокат, — продолжал он вслух, — я вам за это бесконечно благодарен. Мне кажется, что я непременно буду оправдан, если вы будете моим защитником.

— Я стану защищать вас, если буду уверен в вашей невиновности. Отвечайте мне откровенно.

— О! Клянусь вам, господин адвокат!

— Вас обвиняют в краже?

— Да, но я невиновен, как новорожденное дитя.

— Однако были серьезные причины подозревать вас?

— Никаких. Меня арестовали по доносу негодяя по имени Филь-ан-Катр, который зол на меня, потому что вообразил, будто я — причина его ареста.

— Можете вы доказать вашу невиновность?

— Я могу представить алиби… У меня есть свидетели.

— Но тогда моя помощь вам не нужна.

— Извините, господин адвокат, она необходима.

— Почему?

— Надо сказать вам, что я рецидивист. Если у меня не будет адвоката или будет адвокат, назначенный судом, тогда мне не избежать тюрьмы, будь я бел, как снег. Но вы сумеете доказать, что если кто раз и согрешил, то это еще не причина, чтобы он делал это бесконечно.

— У вас нет семьи?

— Никого, господин адвокат… Я — брошенный ребенок, рос на улице, а это плохая школа. Меня надо скорее жалеть, чем осуждать.

— Я вас и не думаю осуждать и постараюсь сделать для вас что могу. Скажите имена свидетелей, на которых вы рассчитываете.

— Я назвал уже их господину следователю.

— Хорошо, я потребую ваше дело.

— О! Господин адвокат, не оставляйте меня, прошу вас, умоляю!… Вы — моя единственная надежда!… Мне так нужно быть свободным!

Анри взглянул на Жана Жеди, удивленный тоном, которым были сказаны последние слова.

— Для чего же? Надеюсь, не для какого-нибудь дурного дела, например, мести тому, кто донес на вас?

— Нет, господин адвокат, наоборот, я хочу сделать хорошее дело.

— В самом деле?

— Да.

— Что же это за хорошее дело?

— Я охотно сказал бы вам, но прежде не позволите ли вы задать вам несколько вопросов?

Молодой человек утвердительно кивнул.

— Я не знаю хорошо законов, и мне хотелось бы знать, ошибаюсь я или нет. Наказывается ли человек за преступление, совершенное много лет назад?

— Сколько именно?

— Двадцать лет, и за это преступление полагается смертная казнь.

— Меня, право, удивляет ваше неведение. Неужели вы не знаете, что через десять лет на всякие уголовные преступления распространяется срок давности? Стало быть, теперь преступнику нечего бояться суда.

— Даже если бы донесли на него?

— Даже и тогда.

— Но если невиновный был осужден вместо виновного?

— Это ничего не меняет. Настоящему преступнику не грозит ничего, кроме страшного скандала. Его будет судить лишь общественное мнение, и единственным наказанием будет позор. Теперь скажите, зачем вы у меня об этом спрашивали?

— Господин адвокат, я знаю одну знатную особу, человека, занимающего высокий пост, который был сообщником убийцы и вместо которого был гильотинирован невиновный. Если я буду освобожден, я отомщу за жертву, опозорив настоящего преступника, и хочу просить у вас совета, как достичь этой цели.