Сыщик-убийца

Несчастная женщина слабела с каждым днем, однако Этьен Лорио не терял еще надежды.

«Немного счастья могло бы, может быть, спасти ее», — думал он.

Мадам Леруа стала читать письмо. В первый раз после долгих лет на исхудалом лице больной появилось почти радостное выражение. Легкий румянец покрыл ее бледные щеки.

Она жила некогда в этом доме, где поселился теперь Рене. Там родились ее дети.

Это случайное совпадение казалось ей хорошим предзнаменованием.

Берта, конечно, тотчас же заметила произошедшую в матери перемену.

— Мама, — сказала она, — ты, верно, получила хорошие вести? Не правда ли?

— Да, дитя мое.

— Могу я спросить, от кого это письмо?

— От Рене Мулена.

— Рене Мулен, это тот рабочий, которого любил наш бедный отец… Ты его встретила на кладбище?

— Да, — ответила Анжела, и лоб ее снова омрачился тяжелым воспоминанием.

— Могу я прочесть это письмо?

Госпожа Леруа покачала головой.

Берта не стала настаивать, но немного погодя сказала:

— Что же он пишет?

— Он просит меня об одной услуге.

— И это так тебя радует?

— Да, мне очень приятно быть полезной тому, кто так любил… Я всегда смотрела на Рене, как на родного сына.

Берта никогда не сомневалась в словах матери, но эти ответы казались ей, и не без основания, неопределенными и уклончивыми.

Ей казалось, что мать от нее что-то скрывает.

— Милая мама, почему же он пишет тебе, вместо того чтобы прийти самому?

— Потому что он не может прийти.

— Разве он не в Париже?

— Он в тюрьме.

— В тюрьме? — повторила с испугом молодая девушка. — В чем же он виновен?

— Ни в чем… Обвинение, которое на него возводят, несправедливо и ложно, я в этом уверена.

— Но вы ведь видели его несколько дней назад?

— Да.

— Каким же образом он теперь в тюрьме?

— Его арестовали в день нашей встречи, в моем присутствии, у входа на кладбище…

— Но это ужасно! Каким ударом это было для тебя! Почему ты ничего мне об этом не говорила?

— Считала лишним… Я, как и Рене, думала, что его арестовали по ошибке, что это скоро объяснится и его освободят.

— Но его не освободили… Стало быть, тут не было ошибки… В чем же его обвиняют?

Письмо давало готовый ответ: Рене считал себя замешанным, без его ведома, в какое-нибудь политическое дело.

Госпожа Леруа ухватилась за это объяснение, как очень правдоподобное, и передала его дочери.

Берта вздохнула с облегчением:

— Теперь я успокоилась. Я боялась, чтобы господина Мулена не обвинили в каком-нибудь бесчестном поступке.

— Бесчестном поступке! Рене Мулен на это не способен. Довольно раз взглянуть на него, поговорить с ним, чтобы убедиться, что это честнейший человек на свете.

— Господин Рене говорит в письме, что его скоро освободят?

— К несчастью, он этого не знает.

— Какую же услугу он от тебя ожидает?

— Он просит укрыть от розысков полиции его деньги и некоторые компрометирующие бумаги, которые спрятаны в его квартире.

— Как же ты это сделаешь?

— Следуя точно его указаниям. Я пойду к нему…

— К нему! — повторила в испуге Берта.

— Почему же нет, если это необходимо?

— Это невозможно!… Ты рискуешь своей свободой! Тебя могут обвинить в сообщничестве с господином Муленом.

— Сообщничество с невиновным не опасно! — сказала Анжела с печальной улыбкой.

— Невиновность господина Мулена не мешает ему быть в тюрьме. Стало быть, его считают виновным. Стало быть, и тебя могут обвинить… Тебя видели с ним на кладбище… Может быть, за тобой уже следят.

Анжела вспомнила слова посланца Рене и побледнела.

— Боже мой, — прошептала она, — не могу же я, однако, покинуть его в опасности. Я должна сделать, что он просит… Я попытаюсь, по крайней мере… Я пойду.

— Но это безумие! — воскликнула Берта дрожащим от волнения голосом. — Наконец, ты не можешь выйти из дому. Ты так больна, что тебе не сделать и двух шагов. Если ты не хочешь послушать меня, я позову доктора Этьена, и он сумеет убедить тебя.

— Молчи, Берта, молчи!…

— Почему?

— Потому что тайна, которую доверил мне Рене Мулен, не должна быть известна никому. Я должна сделать, что он просил, понимаешь, я должна! И я пойду, хотя бы это стоило мне жизни!

Голос больной, чуть слышный в начале разговора, стал вдруг ясным и звучным. Непоколебимая решимость светилась в ее глазах.

Берта поняла это и почувствовала себя наполовину побежденной. Однако она пыталась еще бороться.

— Ты не имеешь права ценить ни во что свою жизнь. Она принадлежит не тебе одной. Рене Мулен наш друг, преданный друг, хорошо, я этому верю, но все-таки он нам чужой, и с твоей стороны было бы жестокостью жертвовать для него счастьем твоей единственной дочери. Мама, ты меня послушаешь, ты не захочешь огорчать меня, или я стану думать, что потеряла твою любовь и что ты скрываешь от меня истинную причину, почему хочешь так поступить.

Госпожа Леруа вздрогнула.

— Милая моя, — прошептала он взволнованным голосом, прижимая Берту к груди, — прошу тебя, не спрашивай меня, так как я не могу ответить… Ради твоей любви ко мне, ради памяти твоего отца и нашего дорогого Абеля, не спрашивай меня!

Анжела заплакала.

— Я буду молчать, но с условием, что ты никуда не пойдешь.

— Нет, я пойду… И ты поймешь, может быть, скоро причину моего упорства.