Syntheism - Creating God in the Internet Age

Именно Гегель роет могилу картезианскому субъекту. Его логика - это удвоенная случайность. Его рациональность - это удвоенная иррациональность. Самое гениальное прозрение Гегеля состоит в том, что мышление начинается и заканчивается парадоксом и противоречием. Мышление есть не что иное, как производство проблем; оно активизируется только тогда, когда сталкивается с загадками. Гениальным ударом Гегеля является понимание того, что знание достигает своего абсолютного предела, превращается в то, что Гегель драматически называет абсолютным знанием, именно тогда, когда оно понимает и признает свои собственные встроенные ограничения. Тем самым Гегель заделывает дыры в рационализме, слепой вере в масштабы человеческой логики как основы эпистемологии, которую культивировали и прославляли его предшественники Спиноза и Кант. Вместо этого Гегель открывает дверь в трансрационализм - идею о том, что мышление человека основано на условиях его выживания и базируется на крайне узкой перспективе, как случайное явление, не имеющее никаких шансов на то, чтобы заранее охватить и постичь всю грандиозность бытия.

Согласно Гегелю, абсолютное знание есть не что иное, как фундаментальное и исторически необходимое понимание того, что разум всегда ограничен рамками, в которых он должен быть ограничен. Для Гегеля абсолютное знание - это метазнание, историческое завершение эпистемологии, которое сводится к смиренному пониманию ее необходимой встроенной ограниченности. Трансрационализм ведет к парадоксальности, которая получает свое наиболее яркое выражение в гегелевском понимании субъектом собственной иллюзорной основы. Парадоксальный субъект предстает перед самим собой как исходная точка и центр существования, но в то же время является зияющей пустотой; иллюзией, возникающей как побочный продукт языка и потребности маленького ребенка в вечности, в разделении себя и окружающего мира на ограниченные, целостные феномены.

Роль Гегеля как великолепно возникшего феномена в истории философии трудно переоценить. Он понимает, что именно в колебании между переживанием интенсивного бытия и убежденностью в собственном небытии заключен парадоксальный субъект. Гегелевское трансрационалистическое понимание экзистенциального опыта является предсмертным звоном для жемчужины в короне рационализма - картезианского субъекта. Гегель основывает свой трансрационализм на эпистемологической необходимости: никакая истина не может быть полной в контингентной вселенной. Чем сильнее эмоциональное переживание истины, тем яснее обнаруживается, что в его основе лежит некое мистическое, скрытое ядро эпистемической неполноты, которое переживание истины интенсивно пытается скрыть именно с помощью отчаянной сверхэмоциональности (сравните с пылкостью новообращенного члена секты).

Будущее всегда открыто и многообразно. История никогда не успокаивается, а всегда спешит вперед. Истина и тотальность остаются несовместимыми. Это означает, что пресловутый и идиосинкразический тотализм Гегеля - его, казалось бы, мегаломаниакальная убежденность в историческом приходе к абсолютному знанию через собственную философию - совершенно верен, если мы помещаем и поддерживаем его на метауровне. Но на самом деле он не ратует за тотализм как таковой. Гегель определенно не платонист; скорее, он хоронит тотализм на метауровне, за пределами повседневных обязательств этерналистского субъекта, но как резкое историческое завершение его тщетного, нарциссического стремления к всемогуществу. Гегель совершенно не заботится об индивиде, божественном стержне Декарта и Канта, находящемся внизу, в подвале системы. Бог Гегеля называется Атеосом, святой пустотой, и ничем больше.