Сын менестреля. Грейси Линдсей

Стоя в прихожей доходного дома, он рассказал ей, что он сделал и что — с помощью Хэя — предлагает сделать.

Когда Дэниел смолк, Грейси взглянула на него, ее влажные губы приоткрылись, глаза же на бледном лице до того потемнели, что казалось, будто их заполнили зрачки.

— Что же я за женщина? — Она говорила растерянным и беспомощным тоном. — Я не знаю. Хоть бы кто-нибудь мне сказал.

Потом вдруг прислонилась к стене, зарылась лицом в ладони и заплакала. Она плакала беззвучно, но так самозабвенно, что Дэниел наконец робко коснулся ее руки в знак протеста.

— Просто дайте мне поплакать, — всхлипнула она. — Чувствую, что никогда не смогу наплакаться вдоволь. И, святые угодники, как ужасно болит голова!

— Не мучайся так, Грейси, — прошептал он, расстроенный. — Сейчас тебе нелегко. Но ты убедишься, что в конце концов все будет хорошо.

Наконец она перестала всхлипывать. Когда вытирала глаза, сухой нервный спазм, что-то вроде дрожи, сотряс ее тело. Она смиренно посмотрела на него:

— Простите, дядя Дэниел. Больше я так не буду. — Опять тот же спазм, подавленный, почти истеричный. — Такое чувство, что концерт мне не понравился. — Она медленно подняла голову. — Полагаю, надо наверх идти. Спасибо за все, что вы сделали для меня. Я больше уже не выдержу. Спать хочется до полусмерти.

Она наделила его бледной улыбкой, пародией на радостную благодарность, которой он ожидал, и стала, слегка пошатываясь, подниматься по ступенькам. Он смотрел ей вслед, стоя на месте и разглаживая свою бородку, еще минуту после того, как она пропала из виду. Движения его руки выдавали озадаченность, неодобрение, беспокойство.

Сегодня вечером Грейси была странной, да, еще до того, как он рассказал ей, вела она себя необычно. С чувством смутного огорчения он повернулся, тихо вышел и направился к себе домой. Переходя пустошь, он едва волочил ноги, чувствуя, как они отекли и устали. Представил себя со стороны: ужасно уставший мужчина с резкой болью в боку. С Кейт, может, тоже придется трудновато, она потребует объяснить позднее возвращение, а он не мог этого сделать.

И все же память обо всем, что принес этот день, согревала его изнутри, вызывая чувство выполненного долга и благодарности. Самым же дорогим воспоминанием было это серьезное, это бледное личико, каким он впервые увидел его, когда оно проступило из тьмы убогой лестницы на Клайд-плейс.

Глава 5

Следующим вечером Дэвид Мюррей, официальный жених и восходящая звезда Ливенфорда, сидел за ужином с каменным лицом и задумчиво хмурился. Стоя в полумраке опрятной гостиной, где и мебели-то не было, где в безупречной чистоте содержался очаг и сияла каминная решетка, где стены были покрыты лакированными обоями, а на стене висели ходики с латунными гирьками, за ним внимательно следила мать.

— Еще чашечку, Дэви, дорогой?

Сначала он, казалось, не слышал ее, затем, вздрогнув, поднял голову:

— Нет-нет, мама. Я и с этой-то с трудом справляюсь. — Дэвид помешал в чашке какао и сделал вид, что пьет.

Взор матери был заботлив. Всю свою жизнь она работала ради него, отказывала себе во всем, лишь бы у него было то, что ему на пользу, — как мальчику, как растущему юноше, как студенту, допоздна сидевшему за книгами в этой самой комнате.

Теперь, когда он добился успеха, мать по-прежнему цеплялась за свои привычки самоотречения и самоуничижения. Несмотря на протесты сына, она даже за стол с ним не села, а все время прислуживала ему, не жалея ни рук, ни ног.

Радость ее была не в том, что сын мог бы дать ей, дорого было осознание, что она помогла ему стать тем, кем он стал. Каждый шаг вверх, который он делал, приносил ей глубочайшее удовлетворение. Уважение, окружавшее его, было для нее слаще манны небесной.

И вот теперь его женитьба на Изабель Уолди, дочери самого богатого и знатного человека в Ливенфорде. Какой славный венец его карьеры!

Часто-часто в последние дни, бродя по старомодному и весьма плохо освещенному домику на задворках Скиннерс-Уайнд, она, устремив взгляд ввысь, думала: «Ох! Если бы сейчас его видел отец!»

Нынче вечером, однако, она чувствовала, что сын будто немного не в себе, и озабоченная морщинка пролегла меж ее бровей. Расспрашивать его напрямую — такое ей и во сне не привиделось бы, но все же, убирая его чашку, словно в надежде, что он заговорит, она пробормотала:

— Трудный выдался день, сынок?

Дэвид рассеянно кивнул. Днем на ежемесячном заседании городского совета были утверждены окончательные планы проекта нового газового завода. Его похвалили за приобретение земельного участка Лэнглоана, а после заседания, когда советники, расслабившись, привычно освежали себя виски, провост весело поднял свой стакан:

— Господа, скоро ожидается свадьба… Мне хотелось бы предложить выпить за здоровье нашего друга Дэвида и его будущей жены мисс Уолди.

Вспомнив этот последний тост, Мюррей, не сдержавшись, поморщился. Его молчание усиливало беспокойство матери. Видя, что он больше ничего не ест, она принялась удрученно убирать со стола.

— Ты в Ноксхилле сегодня вечером будешь?