Сын менестреля. Грейси Линдсей

Дэниел, собирая все силы в бездыханной молитве, поднялся на три лестничных марша и вдруг споткнулся, едва не упав. На ступенях сидел ребенок, мальчик. Дэниел всмотрелся в него сквозь туманный мрак. Мальчик, похоже, проводил время по-философски, играя с круглыми маленькими камешками, которые он подбрасывал в воздух и ловил на тыльную сторону ладони.

Но Дэниел едва ли заметил это. Сам мальчик, вот кто приковал к себе его удивленный взгляд. О рахите Дэниелу было известно, известно ему было и то, что в таких трущобах из-за скудного питания и отсутствия солнечного света рахит был господствующей болезнью. И вот теперь он увидел совершенно ясно, как скрючены ноги, поджатые мальцом под себя, как мал он ростом, как трудно ему держать прямо слишком тяжелую для тощей шеи голову. Он подпирал ее одной рукой, упершись локтем в колено. Темные глаза на осунувшемся лице были серьезны. Кожа цвета сала была вялая и лишена блеска. Одежды на нем было немного: обноски и лохмотья из того, что ему подошло. Мальчику могло быть лет семь от роду.

Сидя на ступеньке, он уставил на Дэниела серьезный, усталый взгляд. Тогда Дэниел обрел дар речи:

— Миссис Ланг здесь живет?

Не сразу, но мальчик кивнул, сохраняя серьезный вид.

— Я хотел бы встретиться с ней.

— Вы не за платой пришли? — спросил он. — Боюсь, заплатить вам она не сможет.

— Мне не нужно платить. Мне нужно только поговорить с ней.

Ребенок колебался, оценивающе и пристально разглядывая Дэниела, потом проговорил неспешно:

— Ладно. Я вам покажу.

Он встал. Сделал это, как все рахитичные дети, держась за ноги и неуклюже выпрямляя тело. Ему явно было трудно. Но наконец мальчик справился и, хромая, повел гостя наверх. На верхней площадке остановился перед дверью. Дэниел понял, что это его дверь. Потом он обернулся и посмотрел вверх. Свет из разбитого светового окошка упал на мальчика.

Впервые Дэниел по-настоящему разглядел лицо ребенка. Он сдавленно вскрикнул, волна чувств нахлынула на него: он ощутил ее удар, как, наверное, судно ощущает упругий плеск тяжелой волны. В этом воздетом кверху лице при всей его хрупкости и бледности безошибочно угадывалось сходство с лицом Грейси.

В таком ракурсе выхваченное серым светом лицо отделилось от унылого фона и, казалось, плыло, призрачное и сияющее, как будто сама Грейси явилась Дэниелу из туманной дымки. Особенно глаза, эти большие карие глаза, так серьезно глядевшие на него, их не спутаешь ни с чем. Дэниел молча сглотнул и невнятно выговорил:

— Как твое имя?

Мальчик ответил:

— Зовут меня Роберт.

— А твое другое имя? — Взволнованный, Дэниел говорил несвязно. — Ты Ланг? Миссис Ланг — твоя мама?

— Да, Энни Ланг моя мама, — как-то боязливо произнес Роберт. — В любом случае я с ней живу.

Будто не желая, чтобы его и дальше расспрашивали, он рывком открыл дверь.

Одна-единственная комната. В дальнем ее углу на расстеленном прямо на линолеуме матрасе, скрестив ноги, сидела женщина. Она быстро сшивала какую-то ткань, лежавшую у нее на коленях, иголка летала с убийственной, заведенной монотонностью.

При всем своем смятении Дэниел не мог не заметить убогой обстановки комнаты, ржавой плиты, щербатой посуды и рваных занавесок.

В ближнем углу трое детишек — все младше Роберта — играли с крышкой от старой жестяной банки. Рядом с матрасом лежала стопка недошитых брюк из грубой саржи.

Роберт подошел к женщине, затем с обстоятельностью, отличавшей все, что он делал, указал глазами на Дэниела и прошептал что-то ей на ухо. Миссис Ланг откусила от катушки кусок черной нитки, взглянула сначала на Роберта, потом на Дэниела.

— Нельзя, что ли, оставить нас в покое? — посетовала она. — Чего такого вредного я сделала?

— Тут не то, — успокоил ее Роберт. — Человек просто хочет поговорить с тобой.

Она и ответить еще не успела, а он подхватил играющих детишек и выставил их за дверь. Хромая вслед за ними, он обернулся к Дэниелу с серьезным видом и кивнул, как бы намекая, что теперь тот может заняться своим делом без свидетелей. Было в этом жесте что-то такое тоскливое и в то же время такое мудрое, что у Дэниела слезы на глаза навернулись. Но обращенный к нему голос женщины вернул его к действительности.

— Вам чего надо? Видите же, я занята. Я эту работу к семи должна кончить.

Дэниел пристально смотрел на Энни Ланг. Несчастное потрепанное создание, еще не старая, но, похоже, измученная тяжелой жизнью и напастями. На обеих щеках у нее пунцовел нездоровый румянец, под глазами налились темные мешки. Ее лодыжки, видные под подолом драной юбки, распухли, оплыли. Сидела она в натянутой на плечи шали. С тех пор как он вошел в комнату, она ни на секунду не прекращала шить.

Дэниел покашлял, прочищая горло, и судорожно сглотнул.

— Я пришел по поводу ребенка, — сказал он. — Мальчика, которого вы зовете Робертом.

Наступило молчание. Женщина не заговорила, не сделала никакого усилия ему помочь. Продолжать было нелегко под взглядами, которые она исподтишка метала в него. И все же он нашел силы продолжить, разъяснить, зачем он приехал и чего ему от нее надо.