Сын менестреля. Грейси Линдсей

К полудню пароходик приткнулся в Данбеге, самой дальней точке своего маршрута. Здесь они сошли на берег и направились вверх по единственной пыльной улочке между настурциями, вьющимися у крылечек домов. Пароходику предстояло простоять у пирса два часа, загрузиться бочонками с молодой картошкой и отдохнуть в ослепительном свете дня, поджидая немногих пассажиров, разбредшихся по лесу.

В конце деревни Грейси с Дэвидом свернули на петляющую вверх по холму дорожку. Было очень жарко, воздух наполняло жужжание насекомых. По обе стороны дорожки рос высокий папоротник и витал пьянящий запах дикого тимьяна и шалфея. Грейси с Дэвидом, добравшись до вершины холма, стояли, любуясь раскинувшимся далеко внизу озером.

— Надо бы уже возвращаться. Перекусить чего-нибудь в таверне.

— Надо ли, Дэви?

— Ты разве не проголодалась?

Грейси покачала головой и села на сухой мягкий дерн рядом с зарослями цветущего ракитника.

— Слишком прекрасно вокруг, чтобы в помещении торчать.

После недолгих колебаний он присел рядом с ней. Помолчали. Потом, словно бы уходя в раздумья, она заговорила:

— Ты не знаешь, как часто там в палящую жару я представляла себе, как мы сидим здесь. Я несуразное создание, Дэвид. Жаль, объяснить не могу… не могу заставить тебя понять, почему у нас с тобой все пошло так, как пошло. На поверхностный взгляд я должна бы казаться совсем бессердечной… но в душе чувства, которые я питала к тебе, были сильны.

— Ты безусловно доказала это. — Глядя прямо перед собой, Мюррей цедил слова сквозь зубы. — Тебе ли не знать, что ты любила Вудбёрна.

Грейси покачала головой:

— То была не любовь, Дэвид. Если и было что, так это жалость. — Он резко развернулся и уставился на нее, его взгляд Грейси встретила бестрепетно и продолжила тихим ровным голосом: — Генри был болен, Дэвид, куда как серьезнее, чем кто-то мог предположить. Он месяцами лежал в санатории без всяких признаков улучшения. Одно легкое было поражено насквозь, другое начинало заболевать. О, я признаю, что поддалась его чарам и его бесстрашию. Такого, как он, раньше я никогда не встречала, но сильнее всего была скорбь, мысль, что ему так мало времени осталось, ослепляла меня, заставляла желать дать ему что-то взамен.

Две бусинки пота выступили у Мюррея на лбу.

— Не поздновато ли для этих интимных признаний? — спросил он голосом, которому пытался придать безразличие.

— Да, Дэвид, ты прав, — просто ответила она, — только это первая — и единственная — возможность, какая у меня за все время была.

Он не смел взглянуть на нее, но, когда наконец поднял глаза, губы ее тронула слабая улыбка, а ресницы затрепетали. И — вся осмотрительность прочь! — он рванулся к ней со вздохом, похожим на стон.

— Грейси, о Грейси! — шептал он, пропадая в сиянии ее глаз.

В тот вечер Дэниел возвратился в студию в пять часов, немного позже обычного из-за очень напряженного дня в академии. Еще издали увидел он поджидавшего его на пороге аптекаря, лицо которого выражало нетерпение.

— Ну вот и ты, — сказал он. — Как Грейси?

Дэниел почувствовал, как вспыхнуло у него лицо.

— У Грейси все очень хорошо, — тихо ответил он.

— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, она же сегодня путешествовала.

— А почему бы и нет? — бросил Дэниел, все больше раздражаясь. — У нее было дело в Перте.

Фармацевт пожал плечами и сказал:

— В Перте? Она на поезде доехала до Маркинча. Я сам в нем ехал.

Дэниел отпрянул. Он в упор смотрел на Хэя, а сердце у него медленно сжималось, замирало. В словах фармацевта усомниться он не мог. Среди многого причудливого, чем владел Хэй, у него имелось нечто вроде суденышка (странная причуда для такого сухаря-метафизика), маленький и ветхий плавучий домик, поставленный на якорь в Кэнти-Бей, бухте озера Лох-Ломонд, милях в пяти от Маркинча.

Там летом Хэй с приятностью проводил выходные, зачастую прихватывая с собой Дэниела с двоякой целью: поспорить и за компанию. Как раз плавучий домик и подтверждал сказанное Хэем: только на прошлой неделе он говорил Даниэлю, что намерен в среду поехать на озеро навести судовой порядок в своем хозяйстве и оставить распоряжения по закупке провизии.

Дэниел судорожно сглотнул. Пробормотал:

— Как ни кинь, а Грейси передумала.

— Бесспорно, — согласился Хэй, хрустя костлявыми пальцами. — Да-да, не поспоришь. Несомненно, потому-то с ней и был Дэвид Мюррей.

— Нет! — задохнулся Дэниел.

В ответ фармацевт лишь жалостливо повел плечами:

— Я своими глазами видел, как они садились на пароход на Данбег.

Острая боль пронзила Дэниела. Он вспомнил, как смотрел Грейси в лицо в это утро. Не говоря ни слова, он повернулся и побрел к студии. Там, войдя в крохотную прихожую, заметил письмо на стоявшем на тумбе латунном подносе. И тупо уставился на него.

Потом с невесть откуда взявшимся ощущением, что письмо уже видел раньше, он взял его. Это было его собственное письмо, отправленное Александру Лангу на ферму Метвен близ Перта. На конверте стояла пометка: «Адресат выехал. Адрес неизвестен».